Не любовь... Луганский дневник

Иногда я думаю, что нас колонизировали. Да-да, именно колонизировали. Учат в краткие сроки новым правилам, просят сделать новые документы, пугают штрафами, если мы не успеем освоить все правила новой жизни. Вначале был манящий пряник - выплаты на ребенка, выплаты матерям школьников, перерасчет пенсий. Потом, и очень жестко, стали заходить новые структуры с новыми правилами.

Мы становимся обычным российским городом. С камерами видеонаблюдения, рассылкой штрафов, больничными на Госуслугах, справками через МФЦ, охраной в школах, рамками металлодетекторов в филармонии и электронным дневником.

Моя подруга мечтает вернуться в Луганск. Вернуться из Украины, где перебои с отоплением и стреляют. Сюда, где свой дом и хочется коротать старость. Я думаю иногда: а как это вообще возможно? Мы же получали все эти новые документы последние три года – упорно, в очередях, часто в многочасовых, до драк, до изнеможения. Неужели вот так, вернувшись, все заработает для тех, кто, подумав, решил жить в Луганске? И все эти сложности новой жизни они как-то обойдут, смогут жить, как и мы, на тех же условиях? На равных?..

И, вы знаете, люди возвращаются. Из России и Украины. Есть сложности найти работу. Я читала их резюме – все такое гладко-обтекаемое, не за что зацепиться. Как шарик мороженого во рту.

Я знаю четверых, кто вернулся за последние два года. Одна – учитель украинского языка, властная директор школы здесь до 2014 года. Уезжала из убеждений, по зову сердца. Здесь остался дом-полная чаша и такая же устроенная жизнь. За годы скитаний умер муж и внезапно пришла старость. И оказалось, что стареть в своей и чужой постели - это совсем разные вещи. И она вернулась в свой большой дом. Позвала бывших подчиненных прогенералить дом - вымыть окна, пропылесосить ковры, смести паутину. Те прибежали больше из любопытства: как она решилась вернуться и как будет жить дальше? А еще больше – кому после нее все это достанется? Она отрезала – племяннице, вариантов нет. Но стареть будет в своем доме, пусть и одна.

Вторая вернувшаяся, до войны занимала большую должность в образовании. Уехала, как и многие, не рассчитав свои силы и годы. Выступала в Украине с больших трибун, была на виду, руководила. За эти годы умер сын, и, оказалось, что на фоне такой трагедии все остальное в принципе теряет смысл - война, амбиции, взгляды, планы. И она вернулась домой. Просто вернулась. И ее взяли в прежние структуры на каких-то условиях.  В глаза смотреть, не отводя взгляд, она научилась. А злые языки до сих пор судачат в спину: согнулась, каблуки не носит, все больше молчит, постарела, сдала…

Остальные истории похожи. В какой-то момент стало ясно, что все это очень надолго, а за этим туманом неопределённости проходит жизнь. Растут дети, уходят родители.  Пока срок шел на год-два - был азарт, стремление обеспечить оставшихся здесь, видеться урывками, воспитывать по интернету, участвовать в жизни семьи дистанционно, копить и передавать деньги, руководить издали домом… А потом, как-то враз, стало ясно, что за этими год-два проходит что-то бесконечно долгое – вся жизнь…

Да, царапает, вернувшись, смотреть в глаза соседям, но и здесь есть выход – не видеть их. Просто не выходить за ворота, а наткнувшись случайно, опускать пониже голову и спешить уйти. Знали ведь на что шли, когда возвращались. Хотя, чаще всего мужчин вызывают на разговоры в МГБ, могут подержать там до выяснения, а дальше - как кому повезет: кто-то может откупиться, а кто-то разменивает жизнь на жизнь, сдавая вместо себя кого-то.

Я знаю вернувшихся, но я не могу общаться с ними. Можно закрыть на все глаза, можно быть выше, но можно просто не общаться, и я выбираю этот вариант. Все эти отговорки «Мы делали гражданство сыну», «У нас не было другого выхода» - только отговорки. Поэтому я не слушаю их. Не хочу делать вид, что верю. Не хочу деланно сочувствовать и подыгрывать им. Не хочу вспоминать как было, и обсуждать это с кем-то.  Мой выбор и последние 11 лет - это огромная часть моей жизни. И я не верю ничьим словам, историям и рассказам. Иногда гораздо более красноречивой может быть тишина. И я вижу вернувшихся, знаю их, но не хочу слушать их истории. Каждый выбирает, где ему лучше. И очень редко мотивом возвращения домой кто-то называет любовь к Родине…