681692. Согласно некоторым источникам, именно такое количество людей было расстреляно в годы так называемого Большого Террора – 1937-1938 г.г. По информации «Мемориала», в справке комиссии ЦК КПСС от 1962 года это число достигает 7 миллионов, 19 миллионов – арестованных. Сегодня такие цифры, и даже «вакуум» в несколько миллионов неизвестных, почти не поражают: история знала еще и не то. 681692 или 7 миллионов – какая разница, если только в промежутке между этими цифрами одной из жертв той мясорубки не стали Вы. Все началось с решения Политбюро ЦК ВКП(б) от 2 июля 1937 года, подписанного Иосифом Сталиным. Им предусматривалось отправить секретарям обкомов, крайкомов и ЦК национальных компартий телеграмму такого содержания: «Замечено, что большая часть бывших кулаков и уголовников, высланных одно время из разных областей в северные и сибирские районы, а потом, по истечении срока высылки, вернувшихся в свои области, являются главными зачинщиками всякого рода антисоветских и диверсионных преступлений, как в колхозах и совхозах, так и на транспорте и в некоторых отраслях промышленности. ЦК ВКП(б) предлагает всем секретарям областных и краевых организаций и всем областным, краевым и республиканским представителям НКВД взять на учет всех возвратившихся на родину кулаков и уголовников с тем, чтобы наиболее враждебные из них были немедленно арестованы и были расстреляны в порядке административного проведения их дел через тройки, а остальные, менее активные, но все же враждебные элементы были бы переписаны и высланы в районы по указанию НКВД. ЦК ВКП(б) предлагает в пятидневный срок представить в ЦК состав троек, а также количество подлежащих высылке». Так началась «кулацкая операция», ставшая одной из наиболее масштабных «чисток» в СССР. Согласно плану НКВД, на территории Украины и большей части России операция должна была начаться 5 августа 1937 года и завершиться через четыре месяца. Потенциальных репрессируемых предполагалось разделить на две категории, более или менее опасных, первые из которых после чисто символического суда подлежали расстрелу. Вторых ожидали тюрьмы и лагеря. Так, согласно утвержденным Ежовым спискам, жертвами репрессий в Украинской ССР изначально должны были стать 25350 человек (9550 – по первой категории и 15800 – по второй), из них четыре тысячи (соответственно 1 и 3 тысячи) – жители Донецкой области. Чтобы предупредить разговоры о «геноциде украинского народа» следует отметить, что – только в Московской и Ленинградской областях расстрелу подлежали девять тысяч человек, а тюремному или лагерному заключению – 40 тысяч. «Утвержденные цифры являются ориентировочными, – писал народный комиссар внутренних дел СССР Николай Ежов. – Однако наркомы республиканских НКВД и начальники краевых и областных управлений НКВД не имеют права самостоятельно их превышать. Какие бы то ни было самочинные увеличения цифр не допускаются. В случаях, когда обстановка будет требовать увеличения утвержденных цифр, наркомы республиканских НКВД и начальники областных и краевых управлений НКВД обязаны представлять мне соответствующие мотивированные ходатайства. Уменьшение цифр, а равно и перевод лиц, намеченных к репрессированию по первой категории во вторую категорию и наоборот – допускается». Суд на местах призваны были вершить специальные «тройки», в состав которых входили партийные функционеры, руководители НКВД и прокуратуры. По оперативному приказу Ежова, следствие должно было проводиться «ускоренно и в упрощенном порядке». В Донецкой области такая миссия была возложена на первого секретаря обкома компартии Эдуарда Прамнека (расстрелян в 1938), главу областного управления НКВД Давида Соколинского (расстрелян в 1940) и областного прокурора Романа Руденко (с 1944 г. – прокурор УССР, в 1945-1946 гг. – главный обвинитель от СССР на Нюрнбергском процессе, в 1953-1981 гг. – генеральный прокурор СССР). «Началась серьезная и основательная очистка Донбасса. Никогда в истории Донбасса такой глубокой работы по очистке еще не проводилось», – заявил Прамнек на пленуме обкома 22 августа 1937 года. Он также выразил свое недовольство ходом «чистки». «Многие из вас знали о враждебных настроениях сволочи, когда вместе с ней принимали участие в пьянках, слушали их болтовню, – выразил уверенность Прамнек. – Но отмалчивались, пытались быть от этого подальше. Это означает, что вы – гнилые либералы. Если бы у вас, инженеров, было больше бдительности, воинственности, то вам не пришлось бы переживать и думать: что, если и меня оговорят?» Эти слова были восприняты как прямой призыв к доносительству. Тотальный страх за свою жизнь стимулировал местных руководителей как расширять списки репрессируемых, так и формировать и увеличивать штат специальных наблюдателей-стукачей, которые выслеживали «неблагонадежных» и доносили на них в НКВД. «Враги народа» стали объектами «стахановского движения» в лучших его традициях, когда в центр с мест посыпались просьбы и предложения увеличить план репрессий. Лагеря были переполнены, количество расстрелов превысило все мыслимые рамки. Хотя бы даже чисто формальной вины уже никто не доискивался. Как писал в свое время Александр Солженицын, случайного прохожего могли схватить прямо на улице: план надо было выполнять. В то же время невероятно возросло количество доносчиков, как штатных, так и, что наиболее показательно, добровольных. Как пишет доктор исторических наук Зинаида Лихолобова, «начальник горарбитража Влас на писание уведомительных заявлений в карательные органы отводил почти половину своего рабочего времени. В одной небольшой записке он оговорил сразу шестерых работников. В частности, один из них обвинялся в организации диверсии на заводе, потому что тогда, когда он там работал, случилась авария. Причин аварии не выяснял никто, в том числе и сам автор. О другом рабочем этот «сигнализатор» писал: «Я ничего не могу сказать, но мне кажется, что у него не все в порядке». Наиболее популярно было доносительство среди соседей (коммуналки были переполнены, и среди «правоверных» находилась масса желающих завладеть дополнительными квадратными метрами), в университетах, где любой нерадивый студент мог избавиться от принципиального профессора, на производстве и в сельском хозяйстве, где за малейшую оплошность сотрудника можно было обвинить во вредительстве, обеспечив себе, таким образом, стремительный карьерный рост. Жена «врага», подлежащего репрессированию по первой категории, могла спасти себе жизнь и остаться на свободе, заблаговременно донесши на мужа в соответствующие органы… Такое количество «кровожадных» привело к тому, что операция, рассчитанная на четыре месяца, растянулась на пятнадцать… Существует много версий, объясняющих причины происходившего. Наиболее популярная у нас – намеренное и целенаправленное уничтожение всех, кто мог стать препятствием для утверждения полной власти Сталина в стране. У нас нет возможности, да, пожалуй, и смысла, разгадывать сегодня замыслы Иосифа Виссарионовича. Но, пожалуй, прав был тот же Солженицын, когда обвинил Сталина в гениальности: в истории было мало правителей, которые смогли так продумать и так успешно применить систему уничтожения своих подданных их же руками. Как свидетельствует исследователь Вадим Золотарев, среди руководителей НКВД УССР в середине 30-х годов более половины – 50 человек – родились и выросли в Украине, и только 15 – в России. Пожалуй, было бы некорректно приводить здесь их национальную принадлежность, но, для любопытных, из 90 человек 60 по национальности были евреями, 13 русскими и 6 – украинцами. «Малый удельный вес украинцев среди руководящего состава НКВД УССР, по нашему мнению, можно объяснить скрытой антиукраинской политикой тогдашнего советского руководства, – пишет Золотарев. – Хотя украинцев в НКВД УССР служило немало, занимали они, в основном, низовые должности. Кроме того, много чекистов-украинцев по карьеристским соображениям и из-за опасения попасть в число буржуазных националистов, записывались россиянами». К сожалению, никто из соотечественников еще не подсчитал, сколько украинцев служили в НКВД в границах других республик, и сколько человеческих жизней на их счету. Ко всему можно добавить, что из упомянутых 90 человек руководящего состава 42 были расстреляны, 7 – осуждены к разным срокам лишения свободы, 1 – умер во время следствия, 3 – покончили самоубийством (один повесился в тюрьме и двое застрелились в своих служебных кабинетах). Был расстрелян и Ежов, в 1940. «Я почистил 14 тысяч чекистов, – писал однажды он. – Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил. У меня было такое положение. Я давал задание тому или иному начальнику отдела произвести допросы арестованного, и в то же время сам думал: «Ты сегодня допрашивай его, а завтра я арестую тебя». Кругом меня были враги народа, мои враги везде, я чистил чекистов. Не чистил их только лишь в Москве, в Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их чистыми, а на деле же получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов и других мастей врагов народа». Такова она, историческая справедливость? Юлия Абибок, «Остров»
