«Знаете, на листовках, которыми агитировали за Гитлера, когда он пришел на Украину, основной посыл был такой: фюрер несет украинцам благосостояние. Там, социальные выплаты… Знаете, это было так похоже… То есть, вычеркнуть там фюрер, и написать другую фамилию, и будет просто один в один…» Писатели братья Капрановы вывели Закон: уровень поддержки Виктора Януковича напрямую зависит от количества библиотек в регионе. «Во всех регионах, где люди имеют менее пяти библиотек на десять тысяч избирателей, поддержка Януковича практически тотальна», – написали братья в своей статье. «Что делать с нашим Законом? То же самое, что и с Законом всемирного тяготения. Использовать. Или игнорировать – со всеми последствиями. Например, когда выселяют книжные магазины, детские журналы и картинные галереи из центра Киева, нужно учитывать, что в соответствии с Законом Братьев Капрановых это в скором времени приведет к Януковичу. Без вариантов. Потому что против природы не попрешь», – предупреждают они. Выпустив это предостережение, братья Капрановы бросили в массы тревожный клич: «Украина – зона культурного бедствия». Они инициировали общественные слушания, форумы интеллигенции, и даже специальный сайт с перечнями культурных бедствий в Украине, и со списками врагов культуры. 3 апреля писатели приехали с этим в Донецк – по приглашению местной интеллигенции, которому и сами они немало удивились. - В феврале 2004-го года вы сожгли свою рукопись… Кстати, где это было? - Это было в Киеве, на улице Грушевского, перед зданием Кабинета Министров. Это была акция «Рукописи горят», в ответ на то, что Кабинет Министров ввел НДС на отечественную книгу. Тогда собрались где-то две или три сотни людей, писатели, они разожгли костер и бросили в него все свои неизданные книги. Полгода тогда стояла индустрия… Но надо отдать должное – очень быстро потом приняли поправки к бюджету, и с 1 июля мы разблокировали работу всех издательств. - Ну, а как обстоят дела сегодня? Есть необходимость снова жечь рукописи? - Нет, сегодня рукописи жечь незачем. Это было очень резкое движение, и очень болезненное. Это был акт отчаяния, и он был ответом на резкое движение с той стороны. Сегодня власть уже боится делать резкие движения, она варит на медленном огне. Сегодня мы идем путем увещеваний. Мы пытаемся прийти к какому-то диалогу с властью. Это плохо получается, потому что власть умеет говорить, но не умеет слушать. И сегодня наша задача – научить ее слушать. Дело в том, что в 2006 году Президент Украины издал указ «О некоторых мероприятиях по книгораспространению и книгоиздательству», который не выполняется до сегодня. То есть, указ, в принципе, адекватный. То, что там написано, действительно нужно делать, чтобы книга не только выживала, но и развивалась. Что написано в указе? Во-первых, что нужно министерствам и ведомствам разработать нормативы по обеспечению людей книжными магазинами. Нужно? Нужно. Второе, там написано: Кабинету Министров Украины разработать мероприятия по защите отечественной книги на рынке от неконтролируемого импорта. Логично? Логично. Ну вот, слава Богу, прошло два года, и сейчас, через два года, госкомитет по вопросам телевидения и радиовещания (который почему-то занимается у нас книгами) разработал, наконец, нормативы. Он предлагает в населенных пунктах с количеством жителей до пяти тысяч обязать местную власть иметь книжный киоск, более пяти тысяч – отдел книжной торговли в магазине, на районный центр в двадцать тысяч жителей иметь магазин в пятьдесят квадратных метров, на более двадцати тысяч жителей – магазин в сто метров квадратных. Не стоит спорить, хорошо это или плохо, потому что этого сегодня нет… Но – Министерство труда и социальной политики отклонило и этот документ, с одной простой формулировкой: вы знаете, эти нормативы не предусмотрены законом о социальных гарантиях… Что такое закон о социальных гарантиях? Это то, что государство нам гарантирует. Извините, а что, государство не имеет права гарантировать нам больше, чем есть в законе? Это бред. То есть, закон о социальных гарантиях – это минимум, который делает для людей государство. Но ведь никто не запрещает государству делать больше… И нечто подобное происходит каждый день. В прошлом году было выселение книжных магазинов, музеев, художественных галерей, потому что в бюджете было написано, что все помещения нужно сдавать на конкурсной основе. Но в бюджете не было написано, что банки и книжные магазины должны принимать участие в конкурсах на равных условиях. Если бы местные власти внимательно прочитали бюджет, они бы сказали, что – нет вопросов, конкурсы мы организуем, но мы организуем конкурсы целевым назначением. То есть, тут будет книжный магазин, и кто хочет открыть книжный магазин, принимайте участие в конкурсе… Понимаете, это игры, когда мы рассматриваем закон под тем ракурсом, под каким нам выгодно. В бюджет этого года внесли поправку, написали: за исключением книжных магазинов и учреждений культуры и т.д., но тут вмешался Минфин. Это фантастика. Минфин сказал: а что, мы будем давать им исключительное право аренды, а они там будут порнографией торговать? Почему порнографией? И в результате они вставили в закон прекрасное слово: «государственной формы собственности»… Вот такая ситуация сегодня. Так что жечь надо не книги… Жечь надо сельсовет (смеются). - Вы недавно организовали акцию «Украина – зона культурного бедствия». Надо понимать, что Украина стала зоной культурного бедствия только сейчас? - Нет, просто это диагноз был поставлен сейчас. Она стала зоной культурного бедствия впервые тогда, когда наша власть сказала, что сначала людей надо немного накормить, а культура подождет. Культура была снята из иконостаса, отодвинута, на иконостасе остались политика, экономика, и все на них сегодня молятся. И началось… Если в 1991 году в Украине было более трех тысяч книжных магазинов, то сегодня их пятьсот. Кинотеатров было двадцать четыре тысячи, сейчас их триста двадцать. Сколько их уничтожено? Ну, все. И так далее. Инфраструктура культурная просто исчезла. И вот, случилась катастрофа, и только сейчас у интеллигенции хватило мужества не просить государство, а сказать: вот диагноз, пожалуйста. Что, нет бедствия, вот скажите? Что-то еще никто не опроверг этот диагноз. Нет, опровергли. Одна тетенька, руководитель управления культуры во Львовской области. На коллегии Министерства культуры она сказала, что это неправда, что в Украине нет культурного бедствия. Даже на коллегии министерства все засмеялись. И сегодня мы заговорили об этом, потому что на сегодня у нас сформировался достаточно критический взгляд интеллигенции. Вчера мы все говорили: все зависит от Президента, наконец-то хороший Президент… Сейчас все расцветет. Посмотрели – не цветет. И тут дело не в Президенте. Нужно менять всю систему. Это во-первых, а во-вторых, мы не можем поставить в зависимость от Президента развитие отечественной культуры. - А собственно, какой главный результат вашей акции, если он, конечно, есть? - Главный результат – это наша поездка в Донецк. Потому что без мобилизации местной интеллигенции, местной культурной элиты, без того, чтобы они взялись за какие-нибудь инструменты и начали работать на местах, начали вынуждать власть к ежедневному диалогу, – без этого ни черта не будет. И главное, чего мы хотели, и чего мы уже начали достигать, это, собственно, – мобилизация культурных элит. Механизм мобилизации – простой. То есть, мы из Киева на самом деле ничего не можем сделать. И мы проводим информационную кампанию, и нам звонят, например, из Одессы, и говорят: мы готовы собрать местную интеллигенцию, приедьте, поговорите. Мы едем в Одессу. В Одессе встречаемся с местной интеллигенцией, и даже с местной властью, разговариваем, возвращаемся в Киев и работаем. Нам звонят из Донецка: мы готовы собрать местную интеллигенцию и поговорить на эту тему, чтобы вы сказали, что делать с культурным бедствием на Донетчине. Отозвался еще Харьков. Другие областные центры пока не отозвались. Донецк после Одессы вторым отозвался на то, что нужно что-то делать! Донецк показал уровень самосознания один из самых высоких в Украине. Люди добрые, давайте мы просто это зафиксируем! То есть, Донецк сегодня как культурная община себя сознает очень четко, и это результат. А далее уже появляется такой диалог в контексте совместной работы. И те предложения, которые мы привезли, рассмотрели со всех сторон, на свет, получили очень много замечаний, критики, очень много поправок, которые отражают местную специфику. То есть, это был рабочий разговор, а не обмен любезностями. И все будет зависеть о того, как им тут удастся наладить диалог с местной властью, а мы, со своей стороны, будем долбить центральную. Единственное – вот это нехорошее слово «акция» нужно забывать. Акция – это всегда краткосрочная, протестная волна. Эти процессы уже понемногу выдыхаются. Не может же интеллигенция без конца протестовать. Нужно издавать книги, писать музыку, и так далее. В результате анализа ситуации и работы, которая была проведена после собрания «Украина – зона культурного бедствия», нам удалось нащупать главную болевую точку украинской культуры. Главная болевая точка украинской культуры состоит в том, что интеллигенция не имеет никакого влияния на культурную политику государства, ни в центре, ни на местах. То есть, мы власть выбрали, дали ей мандат – и все. Потом они делают, что хотят, сами определяют культурную политику, и только через четыре-пять лет мы можем им на это что-то сказать. С культурой так нельзя. Результат какой? Вот в Харькове главой оперного театра назначили милиционера, полковника. Вот скажите пожалуйста, если бы харьковчан спросили – назначили бы полковника милиции руководить оперным театром? Вопрос: а не стоит ли спрашивать? Интеллигенция не может работать в органах исполнительной власти, это безусловно. Но вопросы назначений в сфере культуры должны решаться вместе с местной интеллигенцией. Отчитался за год, рассказал о планах на будущее, оценили работу и проголосовали. Хорошо работал – остаешься еще на год. Плохо работал – ищем нового. Скажите пожалуйста, застраивался бы так Донецк, в метр от окна до окна, если бы главный архитектор знал, что ему в январе отчитываться перед экологами, архитекторами, транспортниками? Честно говоря, мы не думали, что в Донецке есть архитектурные проблемы. Ну, Киев, Львов – старинные города, памятки там разные. В Донецке с памятками не сложилось, казалось бы – места навалом, кругом степь, строй, что хочешь. Мы приезжаем в Донецк и слышим о пробках, буквально с вокзала. Пробки – это следствие работы главного архитектора. Пробки – это на самом деле вопрос культуры, а не чего-то еще. Потому что когда мы строим в центре города все офисы, мы должны понимать, что с утра все люди будут ехать в центр города. И какой ширины тогда должны быть дороги? Это вопросы, которые решаются на этапе самосознания человека как социального существа. Нужно жить так, чтобы позволять жить другим. Это и есть культура. И если главный архитектор города – человек некультурный, если ему получить сейчас взятку важнее, чем выжить – этому городу, в результате появляется это. То есть, когда мы говорим о культуре, мы не говорим о театрах, книжных магазинах, об искусстве, мы говорим об умении людей жить друг с другом, и при этом оставаться людьми. И то, что вечером на окраине Донецка нельзя пройти без того, чтобы тебе не дали по голове и не забрали мобильный телефон – это тоже вопрос культуры. Если скотство и этот животный подход к жизни уйдет из власти, влияние от этого будет понемногу распространяться на повседневную жизнь. И если прекратится этот поток хамства сверху, то хамство снизу уже можно будет преодолеть. - То, что вы только что сказали о донецкой интеллигенции, станет новостью не только для Украины, но и для Донецка… - Для нас это тоже новость. Честно. Когда мы получили приглашение из Донецка, мы были очень удивлены, потому что на это мы точно не надеялись. Значит, нашлась критическая масса людей, готовых обсуждать эти темы. А во Львове не нашлась еще. О чем это говорит? Мы поняли одну простую вещь. Если сравнивать Донецк со Львовом, то во Львове ситуация законсервирована давным-давно. Галицкая интеллигенция еще при кайзере была зависима от власти. Донецк – свободный город, он возник не так давно, и тут еще люди могут расправить плечи. И если мы уберем это хамское давление сверху, то люди очень скоро скажут «стоп-стоп-стоп…». Интересно было на «круглом столе»: сидят три с половиной десятка людей, все говорят о культуре, все – деятели культуры, с какими-то идеями, продуктивными, с критикой. Идет очень живой разговор, и каждый говорит: вы знаете, у нас в Донецке нет среды интеллигенции. Три с половиной десятка! Слушайте, а вы – не среда? А, мы – среда. Понимаете, просто осознания у вас нет, что у вас есть среда. А среда есть. И разговоры о мироустройстве, об общественном устройстве, – в принципе, это и есть работа интеллигенции. Говорить на эти темы, рождать идеи и пытаться эти идеи привить, популяризировать, прорастить. - Вы упомянули о местной специфике. Что вы имели ввиду? - Местная интеллигенция говорит о том, что в Донецке тонкий культурный слой. То есть, нет традиции, на которую опирается любая культура и которая передается от отца к сыну, от матери к дочери и так далее. И нас убеждали местные интеллигенты в том, что в Донецке не сформирована сегодня четкая идеология. То есть, сегодня Донецк себя активно ищет. И задача местных элит и киевских элит помочь Донецку найти свою идеологию. Потому что митинги против НАТО, типа того, какой мы видели здесь, и на который, как мы слышали собственными ушами, сгоняли людей… В институте, где мы читали лекцию, мы видели, как собираются такие митинги. Они не могут служить идеологии, при всем уважении к людям, которые умеют работать в административно-командной системе. Это не идеология, а жить без идеологии нельзя. И вот сегодня есть идеологический вакуум, и в этот вакуум просачивается советская административно-командная система, но она его не заполняет. Вакуум все равно остается. И наша задача, и задача местной интеллигенции – заполнить этот вакуум идеологии. О чем мы говорили? О том, что интеллигенция никогда не договорится между собой. И слава Богу. Почему? Потому что это задача интеллигентов – быть разными. Потому что если они договорятся – это будет не интеллигенция, это будет: шагом марш – и пошли, в ногу… Интеллигенция не может вести себя так. 2 апреля в Москве, в культурном центре Вооруженных Сил открылся… Первый всероссийский съезд армейских писателей! Да. Люди ужаснулись. Они обсуждают будущих Теркиных и Швейков. Вот прямо этими словами и говорят. Вот это – результат того, что интеллигенция может договориться. Нам не хочется такой гармонии. У каждого своя идея, и у кого она мощнее, у кого хватит энергии и убежденности, тот и поведет за собой общество. И вопрос не в том, чтобы договориться, а в том, чтобы заполнять идеологический вакуум. - То, о чем вы говорите, напоминает разницу между классической анархией и махновщиной, и ее следствия. Ведь главной идеей Махно было – организовать анархистов. И пусть с точки зрения идеологии это кажется абсурдом, но махновщина достигла определенных успехов, а вот классическая анархия – абсолютно никаких… - Абсолютно верно. Тут же и махновская идеология, и идеология такого культурного анархизма. В культуре не бывает ничего, кроме анархизма. И главная идеология – это ограничение гегемонии власти в культурной среде. Но не полное ее уничтожение. Библиотеки никто не будет финансировать, кроме государства. Цель – прекратить диктат власти в культурной политике. Представители культуры, вот эта анархическая интеллигенция, или интеллигентная анархия, должны иметь равноправный голос в культурной политике. Потому что эти люди имеют такое понятие, как профессиональная честь. Они продаются в значительно меньшем проценте, чем люди, непричастные к искусству, и значительно больше критики и остракизма из-за их продажности. И эта их профессиональная честь – основа эффективности культурной политики. Там не будет безумной продажности. Случаи будут, сто пудов, а вот безумного, тотальной продажности и жополизания там не будет. И если бы государство не диктовало, кто будет голосом интеллигенции, как это есть сегодня: общественный совет при министре, и министр сам определяет, кто будет общественностью… Извините, это не общественность… У нас, например, в социальной сфере государство – не гегемон, а государство – партнер. И есть еще два равноправных партнера – профсоюзы и работодатели. И каждый из них выдвигает своих представителей в эти фонды социальные независимо – и в пенсионный фонд, и в фонд помощи временно неработоспособным, и в фонд страхования от несчастных случаев, и в другие. А общий бюджет этих фондов – больше, чем государственный бюджет Украины. То есть, государство смогло отдать такие деньги в руки партнеров, и ничего не случилось. И оно не утверждает персональный состав работодателей и профсоюзов. Кстати, обратите внимание, когда это устроилось, мы забыли о невыплате пенсий. Это случилось потому, что у пенсионного фонда прекратили забирать деньги на другие нужды. Потому что государство теперь не может ничего сделать само, не согласовав это с другими партнерами. - Вернемся к Донецку. Вы сказали, что дончане независимы от власти, и так далее. А не вступает ли это в противоречие с Законом Братьев Капрановых? - Нет, мы же не сказали, что они независимы от власти. Мы сказали, что если давление со стороны прекратится, им будет легче расправить плечи, потому что у них история более короткая. А давление сегодня бешеное. Речь идет не о личном культурном уровне, а о социальной активности интеллигенции. То есть, интеллигенция может быть образованной, талантливой, даже гениальной, и морально стойкой, но социально пассивной. Потому что она привыкла жить при оккупационной власти. То есть, я – партизан. В Законе Братьев Капрановых речь идет о персональном выборе: человек делает выбор в соответствии со своей образованностью, и этот выбор мы можем посмотреть. Но социальная активность интеллигенции – это другой подход. Говорят: зачем нам эта политика, нас триста лет за это расстреливали. Мы будем моральными, духовными… Сотрудничать с властью – это самое страшное для украинского интеллигента. А тут этот культурный слой еще тонкий. И это сегодня выигрышно. Потому что интеллигенция может быть социально активной. Это не недостаток. И в тех районах, где еще нет столетней истории, с этим делом проще. Тут, если снять давление, люди сами вырастут. Об этом и речь. Ну, а пока есть давление, пока есть административно-командная система, пока человек в районе не имеет выбора, куда идти, в пивную или в библиотеку, потому что библиотеки просто не работают, а пивные работают… Если в селе кроме пивной нет других развлечений, то выходит ситуация… Мы ехали в Донецк в купе с очень приятной женщиной, разговорились. Ну и, обычный человек: что? культура? музеи? А, надо, но… – Ну, извините, вы откуда? – Из Донецка. – А вот районный центр в Донецкой области… – Ой, не говорите, у меня знакомая из Дзержинска, ужас… – Но живут же люди. Живут. У них есть дети. Подрастает дочь. За кого выдавать ее замуж? За алкоголика или за наркомана? Она говорит: а почему так? – А варианты? – Ой, вы знаете, а ведь правда. Ой, точно, у меня же у самой дочь подрастает, за кого ж я ее буду замуж выдавать? Вот когда не за кого выдавать дочь замуж, это тоже касается культуры. Об этом речь, а не о музеях. - Знаете, когда я еще училась в школе, даже учителя физкультуры утверждали, что физкультура – самый важный предмет. Когда у власти был профессор экономики и почитатель Людвига Эрхарда, вполне естественно, он утверждал, что самый важный «предмет» – благосостояние. Вы – деятели культуры, и утверждаете, что самое важное – это культура. Докажите. - Да что там доказывать. Это очень просто. Общество, в котором победило благосостояние – мы знаем это. Был Нюрнбергский процесс, там осудили его организаторов. Знаете, на листовках, которыми агитировали за Гитлера, когда он пришел на Украину, основной посыл был такой: фюрер несет украинцам благосостояние. Там, социальные выплаты… Знаете, это было так похоже… То есть, вычеркнуть там фюрер, и написать другую фамилию, и будет просто один в один: социальные гарантии, мы обеспечили… А действительно, в Германии социальная сфера развивалась бурно. И это была основная идеология: благосостояние. И Гитлер принес в Украину благосостояние. Это уже было, и результат – Нюрнбергский процесс. Повесили там многих… Поэтому тут нечего доказывать – история доказывает. Просто обернуться назад и сказать: так, что такое благосостояние? Это полное корыто, это идеология свинарника. В 2004 году мы общались с людьми, которые представляли тогдашнюю власть, и говорили: прекратите это дело, потому что будет взрыв. Мы в ответ слышали: парни, не морочьте голову, в сытых странах революций не бывает. Никто на Майдан не выйдет, потому что все накормлены. Потому что для украинцев главное, чтобы был полный холодильник, и жена соответствующая. И будут сидеть возле сиськи, и никто на Майдан не пойдет. А потом вдруг видят – а жены все на Майдане, и мужики тоже с ними вышли, чтобы ближе к сиське. Опа! Это было самым ярким свидетельством, что благосостояние, полное корыто не является для Украины основным показателем. Это неблагодарное дело – приводить аргументы. Давайте просто оглянемся, и все увидим. - Но есть еще другая крайность. То есть, Виктор Андреевич – это полная противоположность Виктору Федоровичу. И он так увлекся своими гуманитарными инициативами, что становится жутковато. - Знаете, в чем дело? Сейчас кто не идет – ущипнет Виктора Андреевича. У нас к Виктору Андреевичу, к Виктору Федоровичу и остальным нет каких-то личных претензий, пока их слова не начинают превращать в государственную идеологию, чтобы только сделать им приятное. То есть, Виктор Андреевич как личность может интересоваться археологией. И когда Президенту интересна культура – это шикарно. Но когда все вокруг начинают говорить только о Батурине, когда это превращается в государственную идеологию… Тут нужно понимать разницу. И когда весь государственный аппарат смотрит на Президента, это значит, что к нам он повернут другой стороной. Мы думаем, что это лицо, а это – нет. И это главная проблема. Потому что завтра придет новый Президент, и скажет, что главное – благосостояние или не благосостояние, и… Помните, как было в России: Ельцин играл в теннис, потом пришел дзюдоист, и появилось объявление «Меняю теннисную ракетку на кимоно». Это абсолютно та же история. У Президента, к счастью, очень ограниченные функции, и понимать ограниченность этих функций нужно и ему, и нам. Президент Украины к культурной среде не имеет никакого отношения. Он не эксперт в вопросах культуры. И вот если мы сможем сделать культурную политику независимой от Президента, от его фамилии, и сказать, что государство – такой же партнер, как и интеллигенция, мы снимем всякие вопросы инициатив Президента, потому что… Когда вы говорите о гуманитарных инициативах Президента, я, например, не знаю, что вы имеете ввиду, потому что мы в последнее время никаких гуманитарных инициатив и действий, к сожалению, не видим. Ну о чем речь, если не говорить о памятниках и музеях, которые он лично патронирует? В этом, кстати, нет ничего плохого… - Он, например, взялся за празднования различных юбилеев: спорный вопрос, что тут праздновать… И вот новая инициатива – открытие музеев в регионах… - Мы собственными ушами слышали об этой инициативе. Знаете, в чем дело? У Аркадия Аверченко есть такой интересный рассказ. Вот сидит человек и думает: вот, слепой не может перейти дорогу, а вон стоит городовой, усатый, толстый. Был бы я царем, издал бы указ, чтобы городовой слепого перевел через дорогу, все равно же ничего не делает, собака. И тут Господь прорывается и говорит: ты вправду думаешь, что можешь так сделать? Ну, давай. Бедные слепые… И просыпается этот человек в царских одеждах, вызывает главного полицмейстера и говорит: так, твои собаки стоят жирные, а слепые где? – Все, нет вопросов. Тот, довольный, идет по улице, видит – двое городовых тянут слепого в кутузку. – Что такое? – Приказ есть. – Какой? – Царь недоволен, что слепые бродят, под машины попадают. Прекращать это надо, в кутузку их, чтобы не ходили через дорогу. То есть, приказ царя проходит через два-три звена и искажается. Ну, и царю нужно тоже фильтровать базар. Что говорил Ющенко, мы слышали. Звучало это фактически так: вот я патронирую Батурин, а почему бы вам, товарищи губернаторы, не патронировать свое там где-то? Это была идеология его речи. Конечно, ее превратили в директиву открыть по музею. Ну, если они поняли это так, то они поняли, что всех слепых нужно сажать в кутузку, чтоб не ходили через дорогу. - А теперь поговорим о вас. Из вашей биографии (в прошлом братья Капрановы были успешными московскими бизнесменами. – «Остров») создается впечатление, что вам, людям, удачно реализовавшим себя в жизни, стало скучно заниматься выбранным делом, и вы решили поиграть в культуру. А как на самом деле? - Ну, мало того, что мы в чем-то другом себя реализовали, мы еще и в другой стране себя реализовали. Мы, кроме всего прочего, сменили страну проживания. Мало того, берем на себя смелость заявить, что мы еще и в культуре себя реализовали. Знаете, мальчик, когда в нем прорастает что-то мужское, начинает интересоваться всякими мордобоями, карате, ну, хотя бы чтоб поговорить на эту тему, и наращивает мускулы, чтобы что-то потом сделать. И вот этот период есть у каждого мужчины. Он растит мускулы, учится владеть оружием, развивает мужество, интеллект – он готовит себя к чему-то. И когда он уже типа готов – есть шанс реализовываться. Все зависит от него: сможет ли он использовать эти горы мускулов и интеллект, или нет, или он будет все время качать эти мускулы, и будет таким себе мордобойным мэном. Каждый выбирает. И у нас так было. Мы до тридцати лет этим и занимались: накачивали мускулы, формировали мировозрение, искали свой путь. И это было самое активное время поисков именно творческого пути, потому что писать мы начали, слава Тебе, Господи, еще в школе. Но очень скоро убедились в том, что если просто писать то, что хочется, будешь эпигоном всю жизнь. Для того, чтобы стать настоящим писателем, настоящим художником, нужно найти свой путь. Это огромная работа. Некоторые люди ищут его до конца жизни, и не находят. Мы пробовали себя в разных ипостасях, мы пытались понять, что нам интереснее. Сколько творческих людей ушли в бизнес и бросили творчество. Они теперь становятся меценатами, тоже не от хорошей жизни. Это от того, чтобы фактически замолить свои грехи: они закопали свои таланты, и теперь пытаются откупиться от Господа Бога. Удастся это или нет, посмотрим на Страшном Суде… Но мы поняли, что у нас есть вариант: или мы остаемся в бизнесе, и будем откупаться, или мы, накачав мускулы, возьмемся за их применение. И мы не сделали себе финансового запаса, чтобы жить на него всю жизнь. Мы работаем, и не бедствуем, и у нас достаточно хорошо работает фирма. Поэтому на самом деле мы променяли одну работу на другую. Это было единственное изменение. - Вам уже, наверное, не раз задавали этот вопрос: как вы пишете вдвоем? - Сейчас это очень просто. Есть компьютеры, и у нас на сервере всегда лежит последний вариант любого текста. В любой момент любой из нас может открыть его и править. Проблем нет. Раньше, когда мы печатали на печатной машинке, один сидел за печатной машинкой, другой ходил у него за спиной. А потом менялись. Но на самом деле написание романа происходит не на бумаге и не на компьютере, а в голове. То есть, роман, или рассказ, нужно сначала придумать. И вот в процессе выдумывания, собственно, и происходит самое интересное. Вот, кто-то говорит, интересная идея, а вот интересная ситуация, давай… Мы не пишем этим модным нынче в Украине способом – «животом», – то есть, когда человек включает подсознание, и попер. Мы пишем по канонам классической литературы, с героями, с ситуациями. А вот именно когда герой родится между нами, он становится более объемным, значительно более живым. И известные писательские дуэты наиболее мощно работают именно с героями. Те же самые Ильф и Петров, те же самые Стругацкие. У них живые люди ходят. - Кстати, Ильф и Петров вспоминали, как они решали, «убивать» или «не убивать» Остапа Бендера – спорили, ссорились, тянули жребий. У вас так бывает? - Мы братья, мы с первой секунды своего существования находим общий язык, поэтому нам проще. У нас до споров не доходит на эти темы. Разные взгляды бывают, но мы смотрим, что лучше ложится в канву. То есть у нас есть критерий – мы идем от произведения. Беседовала Юлия Абибок, «Остров»
