Польские СМИ на прошедшей неделе продолжали обсуждать инциденты в Луцке и на украинско-польской границе во Львовской области. И в то время, как прокремлевские издания России анонсировали войну между Польшей и Украиной из-за якобы творящихся в Украине бесчинств националистов, в самой Польше открыто заявляли, что стоит за этими провокациями, по их мнению, как раз Россия. Сказал об этом и лидер правящей партии "Право и справедливость" Ярослав Качиньский в интервью Польскому агентству печати (PAP). "На вопрос, почему происходят такие события, как стоит на них реагировать и может ли за этими происшествиями стоять Россия, Качиньский ответил: "Мне кажется, что за этим стоит российская сторона. Очень многое на это указывает. Об этом говорят украинцы. Версия, что это российская операция, выглядит весьма правдоподобной. И в Польше, и в Украине, в кругах, которые могут совершать акты, вредящие польско-украинским отношениям, четко видно проникновение чужого государства", — процитировала Качиньского Rzeczpospolita. В РАР также интересовались мнением лидера ПиС, можно ли расценивать так же нападение на польское консульство и протесты на границе. "Я бы рассматривал это как одно целое. Но я говорю это на основании предположений", — ответил он. Можно бы было сказать, что заявление Ярослава Качиньского стало последним гвоздем в гроб идеи о сеянии раздора между Польшей и Украиной путем провокаций вроде осквернения польских памятников или протестных акций псевдополяков. Однако директор авторитетного варшавского Центра восточноевропейских исследований (Ośrodek Studiów Wschodnich) Адам Эберхардт считает, что подобные инциденты будут повторяться. "По мнению д-ра Эберхардта, можно говорить о закручивании спирали провокаций, нацеленных на украинско-польские отношения, — отмечала Rzeczpospolita. — "Наблюдая спираль таких враждебных действий, причем по обе стороны границы, я не сомневаюсь, что это делают лица, нанятые инспираторами. Как многочисленные признаки некомпетентности исполнителей, так и ответ на вопрос, "кому это служит?", четче всего указывают на российский след", — сказал он. Как напомнил он, надписи на разрушенных польских памятниках содержали русизмы, а участники блокады границы не знали польского языка, хотя должны были быть якобы представителями проживающего в Украине польского меньшинства. К тому же неизвестные исполнители, оскверняя памятники, неоднократно использовали нацистскую символику в версиях, к которым не прибегают украинские неонацистские круги". "Директор Центра восточноевропейских исследователей подчеркнул, что, помимо различий в восприятии истории ХХ века украинцами и поляками, а также украинской переориентации исторической памяти в направлении, которое — как отметил он — с нашей точки зрения является недопустимым, в Украине существует высокий уровень симпатии к Польше, — говорилось дальше в статье Rz. — По его словам, целью провокации является не вызов какого-то единичного акта возмущения, а далекоидущие действия "по принципу капля точит камень", которые приведут в итоге к отравлению взаимных отношений между поляками и украинцами. Поэтому — предположил он — стоит ожидать дальнейшей эскалации таких действий, причем по обе стороны границы. "Ни для кого из тех, кто наблюдает методы действий российских спецслужб, нынешние провокации, бьющие по польско-украинским отношениям, не были неожиданностью. Ясно также, что это не конец. Стоит ожидать инцидентов также с польской стороны границы, возможно, в круглую годовщину операции "Висла"", — сказал Эберхардт. "В следующем году, в свою очередь, нас ожидают мероприятия, связанные с сотой годовщиной начала польско-украинского конфликта 1918-1919 годов и боев за Львов. Поэтому ключевым является гарантирование украинской стороной охраны от провокаций Кладбища Львовских орлят", — добавил он". "По мнению эксперта, то, что Украина не была до сих пор в состоянии гарантировать безопасность польских мест памяти и дипломатических представительств, очень беспокоит, потому что "побуждает очередные такого рода инциденты". Поэтому, подчеркнул он, исключительно осуждения таких происшествий со стороны тамошних властей мало. "Конечно, часто мы бессильны в отношении провокаций, которые происходят вдалеке от населенных территорий. Но мне кажется, что в таких случаях, как охрана консульств или самых важных мест памяти, можно ожидать большей эффективности со стороны украинских служб, в том числе в поимке исполнителей", — отметил он". "Согласно Эберхардту, ясно, что провокации будут повторяться, поэтому такие места должны быть охвачены эффективным надзором. "Как по украинской, так и по нашей стороне границы мы должны быть особенно бдительны и, возможно, ввести механизмы совместного реагирования на инциденты такого типа", — сказал он. Эксперт добавил, что инциденты, нацеленные на отношения с Польшей, нужно трактовать как элемент более широкой картины того, что происходит в Украине. По его мнению, там имеет место много других действий диверсионного характера, потому что, как пояснил он, России нужно создать образ Украины как непредсказуемого государства, где не действует верховенство права и приходится иметь дело с бандитизмом. "Россия ведет против Украины войну в двух измерениях. За пределами военного фронта на Донбассе ее цель — также внутренняя дестабилизация Украины, доведение до превращения ее в несостоявшееся государство, неспособное на реформы и модернизацию, конфликтующее с соседями"", — процитировала Адама Эберхардта Rzeczpospolita. Как Украина пошла по пути Запада, а Россия осталась в СССР Второй "украинской" "темой недели" в западных СМИ вдруг стали вынужденные переселенцы. О них писало, например, другое польское издание — Gazeta Wyborcza. "Андреевский спуск, очаровательная улочка в историческом центре Киева. Сразу за ее углом одноэтажные дома бывшей текстильной фабрики при ул. Фроловской занимает Центр помощи переселенцам. "Вы можете написать, что я сторож, я не обижусь. Тем более, что такую роль я тут выполняю", — говорит с кислым лицом 40-летняя Леся Литвинова, координатор Центра. Она сидит в куртке за столом, обставленном горами мешков с одеждой. Стоит пронизывающий холод: на отопление нет денег", — говорилось, в частности, в статье Wyborczej. "Центр — это склад, компьютерный зал и площадка для детских игр, — продолжается статья. — От начала конфликта сюда обратились около 60 тысяч беженцев. "Сначала каждый день приходили по 2-3 тысячи человек, которые только что приехали. Мы оказывали им поддержку, чтобы они могли стать на ноги, пойти на работу или получить пособие, — рассказывает Литвинова. За последний год их пришло меньше, но проблемы не сокращаются. "У нас под опекой люди, которые определенно не справятся без поддержки. Вот хотя бы 80-летние супруги, у которых нет родных; их нужно будет кормить, лечить и… похоронить. Есть также семьи с больными детьми или недееспособными людьми. Мы записываем их потребности, а когда что-то удается устроить, звоним и приглашаем, чтоб получили", — поясняет Леся Литвинова. Организация на Фроловской — это самый крупный в столице центр помощи. От властей она не получает никакой поддержки. "Мы существуем благодаря тому, что люди хотят делиться. У кого-то есть детская одежда, другие могут отдать сковороду, одеяло или обогреватель". А американский Foreign Policy посвятил большой текст вынужденным переселенцам с ВИЧ — и людям с ВИЧ, которые остались на неподконтрольных Киеву территориях востока Украины. Одна из его героинь — активистка Ольга Паламарчук из Донецка. "Она узнала, что у нее ВИЧ, в 1997 году, когда была на девятом месяце беременности, — начинается статья FP. — Вскоре после этого у нее начались схватки и она вызвала скорую; когда она сказала диспетчеру о своем ВИЧ-статусе, ее отказались забрать. Она позвонила снова из соседского дома, на этот раз рассчитывая раскрыть свой статус только тогда, когда она будет внутри машины скорой помощи. В родильном доме ее назвали наркоманкой, хотя она даже не курила, и проституткой. Ей сказали, что никто не будет ей помогать, что никто не будет к ней прикасаться, хотя она купила перчатки и другие защитные средства для использования врачами… Она родила с минимальной медицинской помощью после провалившейся попытки бежать в дом ее матери. Врачи были ошарашены, когда оказалось, что ее новорожденная дочь здорова; они, очевидно, ожидали увидеть монстра. И все же они говорили, что младенец определенно умрет максимум через три года. Персонал раструбил о ее ВИЧ-позитивном статусе, так что вся больница относилась к ней как к парии. Дочь Ольги была ВИЧ-негативна, но только благодаря удаче; Ольга не получала медицинского обслуживания для предотвращения передачи ВИЧ от матери к ребенку". "Жестокость, с которой она столкнулась в больнице, в 1990-е годы была типична как для России, так и для Украины — пережиток советского периода, где к тем, кто страдал от стигматизируемых болезней или зависимостей, относились как к изгоям или преступникам, — поясняло американское издание. — С другой стороны, путь, который прошла Ольга за эти годы, с тех пор, как узнала свой диагноз, — это свидетельство отклонения Украины от советского подхода, поскольку она приняла помощь Запада и позволила развиваться неправительственным организациям, которые вели тяжелую борьбу за защиту здоровья и прав членов их сообществ. Ольга нашла местную организацию, Клуб "Свитанок", которая объединяла бывших наркоманов и людей с ВИЧ для оказания помощи и социальных услуг в их кругах; вскоре Ольга тоже начала работать там, ее жизнь в корне изменилась. Но война перевернула все с ног на голову. Выгнанные из своих домов, Ольга и ее коллеги из "Свитанка", как и других восточноукраинских организаций для людей с ВИЧ, столкнулись с вероятностью того, что вся их тяжелая работа будет утрачена, что их сообщества однажды снова станут беспомощными и чрезвычайно уязвимыми. Сепаратисты воевали во многом за то, чтобы сделать восточную Украину больше похожей на Россию". Что значит для людей, живущих с ВИЧ, жить на территории, похожей на Россию, в Foreign Policy поясняют дальше: "С тех пор, как Россия продвинулась из хаоса 1990-х к авторитарной власти Владимира Путина, она усилила свой решительно антизападный, советский по стилю подход к ВИЧ. Российские наркоманы регистрировались в полиции и получали отказ в терапии ВИЧ, иногда размещались в тех же психиатрических заведениях, которые когда-то служили тюрьмами для советских диссидентов. Заместительная терапия с метадоном и бупренорфином — эффективная форма предупреждения ВИЧ для людей, зависимых от опиатов, а также эффективная терапия зависимости, — была объявлена заговором Запада против России и запрещена. Обмен игл, который был открыт в конце 1990-х и начале 2000-х с помощью международных благотворительных организаций, попал под угрозу правовых действий, а их социальных работников обозначили "иностранными агентами". Законы против "пропаганды гомосексуализма" сделали опасным распространение какой-либо информации о правах и здоровье ЛГБТ, а государство попустительствовало, если не открыто санкционировало, ужасное самоуправство в отношении сообществ геев, секс-работниц и наркоманов". Автор статьи подчеркивает, что для жителей Донецкой и Луганской областей, сталкивающихся с проблемами, подобными той, с которой имела дело Ольга Паламарчук, выбор между Россией и ЕС был очевиден, поэтому многие из них были активными участниками Евромайдана и акций в его поддержку в Донецке и Луганске. Часть из них выехала, когда их города оказались под контролем "республик", но осталось немало таких, у кого не было возможности перебраться через линию разграничения. Корреспондент FP рассказывает, что с тех пор сотрудники "Свитанка" и других организаций, помогающих людям с ВИЧ и (бывшим) наркоманам, были вынуждены долгое время с огромным риском провозить им необходимые медикаменты контрабандой. Причем в случае луганской "республикой" это было намного сложнее, чем с донецкой, поскольку де-факто власти первой вообще запретили провозить туда медикаменты, говорилось дальше в статье. В случае с Донецком в середине 2015 года активистам удалось, наконец, с большими усилиями пролоббировать и наладить поставки туда специальных лекарств за средства международных доноров, и в настоящее время в "республике" есть некоторый их запас. Однако из-за введенной Киевом блокады неподконтрольных территорий будущее таких поставок в настоящее время туманно. Тем не менее, активисты решительно настроены продолжать борьбу за спасение людей, страдающих от серьезных заболеваний и зависимостей, заключают в Foreign Policy. Обзор подготовила Юлия Абибок, "ОстроВ"
