А. Хаданович, М. Мартысевич: Другая Беларусь

Однажды в Донецке поэт Дмитрий Павлычко подошел к группе местной молодежи, которая с коммунистическими флагами пикетировала здание, где он выступал: «Вы читали в школе такого поэта, Павлычко? Это ж я». – «Читали…». «…Быть может, в этом-то и проблема…», – подумалось тогда автору этих строк.

Поэта Андрея Хадановича не будут читать в школах. Он – человек от другой поэзии. А еще он, как и его коллега Мария Мартысевич, – от другой Беларуси. Той, которую мы почти не знаем. Свободной Беларуси.

Первая книга Андрея Хадановича – «Письма из-под одеяла» – вышла в 2002 году в Украине и в украинском переводе. Первое «избранное» – «From Belarus with Love» – также в Украине, но уже на белорусском. Вот так он и стал «культовым белорусским поэтом в Украине».

В Киев Андрей Хаданович и Мария Мартысевич приехали для участия в литературном фестивале «Киевские лавры», и заодно попали на Форум издателей, который, вообще-то, традиционно и более удачно проводится во Львове. Как раз на Форуме, где, кроме всего прочего, Андрей Хаданович и Сергей Жадан читали на двоих стихотворение о приключениях наркомана из Амстердама в Донецке, один на украинском, другой – на белорусском языке, мы и познакомились.

А. Хаданович и С. Жадан: Ступивши на землю в місті Донецьку,/з усіх іноземних знаючи грецьку,/котру тут нібито знали всі,/він трапив до рук дивовижній парі –/водій на форді й друг на кумарі./І сяяли зорі у всій красі./Кіроўца сказаў: “Усё нармальна, зёма,/давай, пачувайся у нас, як дома,/мы ўсе – сябры твае, бачыш сам./Трапіў у рай, дык ня будзь бакланам:/едзьма ў Стаханаў, там столькі плану,/што хопіць вам на ўвесь Амстэрдам!”

А беседа состоялась на территории пансионата, где проживали гости из Беларуси. Хаданович так и просил написать: «разговор проходил в лесу, где бегали белки»…

А потом в своем ЖЖ он написал: «В Киеве, на территории пансионата «Пролисок», где жили участники фестиваля, везде развешаны таблички: «Осторожно, бегают белки!». И мы передвигались внимательно, медленно и осторожно ставя ноги перпендикулярно земле. Даже на фестивальную сцену поднимались так, будто под ногами море невидимых белок».

– «Остров»: Андрей, в рецензии на Вашу первую книгу Иван Андрусяк назвал Вас «культовым белорусским поэтом в Украине». Что для Вас значит быть «культовым», и можно ли назвать Вас «культовым белорусским поэтом в Беларуси»?

– А. Хаданович: Я думаю, что Иван Андрусяк преувеличил. Но, действительно, история моих публикаций началась нетипично. У меня еще не было ни одной книжки в Беларуси, что, впрочем, говорило не о моей неизвестности, а о больших проблемах с книгоиздательством, чем в Украине. В Беларуси это тоже можно, но дается большей кровью, большими стараниями, большей тратой времени на какие-то вещи, на которые литератор не всегда хочет – существо ленивое – тратиться. В Украине можно напечатать несколько стишков, скажем, в газете «Литература +», чтобы на тебя обратил внимание уважаемый издатель Леонид Финкельштейн, и сам предложил, за свой счет, рискуя своим бизнесом… И, может быть, издать книжку в другой стране – лучшая реклама в собственной. И теперь каждый год выходит очередная белорусская книжка.

Я не думаю, что это проявление какой-то культовости. Когда-то мы употребляли слово «элита», подразумевая властителей умов и прочую прекрасную романтическую дребедень. Сейчас слово «элита» употребляется преимущественно в таких словосочетаниях: «элитное белье», «элитный магазин»… Поэтому, безусловно, ответ на «культовый» будет – нет. Есть белорусские литераторы, я думаю, как и украинские, хорошо известные в узких кругах.

Вместе с тем, «культовый украинский литератор» Сергей Жадан на днях приехал в Минск, и столкнулся с культом вокруг собственной личности. У нас был литературный вечер на троих с польским коллегой Павлом Хюлле. С хорошей музыкой, с актерами, которые нам помогали. Целый зал набился. А потом всю неделю Интернет шумел девчачьими постингами «вах, я влюблена в Жадана, как жить дальше?» (смеется).

– «Остров»: Ну, с первой книгой все понятно. Но еще одна также вышла в Украине, и – на белорусском. Почему так случилось? Ведь в Украине мало кто читает на этом языке…

– А. Хаданович: Вы так думаете? А вот куратор серии Тарас Федюк сказал, что ни одна из книг не разошлась так быстро. Белорусский язык, для тех, кто читает по-украински, абсолютно понятен. Кроме того, других белорусских книжек не издавалось, и я на халяву получил кредит доверия, интереса.

С одной стороны, у нас общие границы, которые не только разделяют, но и объединяют. С другой стороны, мы знаем какие-то политические вещи, негативные, и заслуженно негативные, друг о друге, но мы не знаем каких-то литературных, творческих и т.д. вещей. Как только в Беларуси услышали ВВ, сразу же возник культ ВВ, как только услышали «Океан Эльзы», – возник аж нездоровый культ «Океана Эльзы». А те, кто интересуется еще глубже, культивируют «Мертвого пивня», «Плач Еремии» и т.д. Андрухович и Ирванец, первые украинские писатели, которые вышли в Беларуси, Жадан, – они совершенно не воспринимаются чужими.

Отсутствует практически языковой барьер. Мы с Сергеем что там, в Минске, что тут, в Киеве, читали друг друга в переводе, но переводы не выполняли коммуникативную функцию. То есть, делались из чистого искусства и как форма взаимной симпатии, как элемент взаимной пропаганды. Переводя, я не столько довожу до понимания, сколько обращаю внимание своих читателей на существующее прекрасное явление. Вот, прошу любить и жаловать: Юрий Андрухович, Сергей Жадан. И такой же красивой взаимностью нам отвечают украинские литераторы.

– «Остров»: Вы говорите, что для украиноязычного читателя белорусский язык вполне понятен. Но у нас восток страны не читает и на украинском языке, и книги украинские туда почти не поступают, потому что спроса нет. Как, кстати, с этим в Беларуси?

– А. Хаданович: Вся Беларусь, естественно, не говорит по-белорусски. Большинство населения говорит по-русски. Но я почти не встречал белоруса, который говорил бы, что он белорусский не понимает или, при большом желании, не поддержал бы разговор. Другое дело, что мотивация не всегда есть. И есть какие-то манипуляции, когда язык используется в политических целях.

С одной стороны, язык использует оппозиция. Более цинично и грубо – власть. Сделано все для понижения какого-то общественного статуса, престижа белорусского языка, вплоть до его исчезновения, кроме каких-то экзотических программ белорусского телевидения. А потом появляется какой-то клоун, с характерными усами и в соломенной шляпе, и начинает, после серьезных политических русскоязычных новостей, читать на белорусском языке безобидный прогноз погоды. Навряд ли случайно, все это работает на имидж.

С другой стороны, белорусский язык получает дополнительный бонус у элиты, которая уже не с бельем ассоциируется, а с книжками, с искусством. И молодые люди из русскоязычных семей вдруг осваивают белорусский и на него переходят.

Позавчера белорусский язык воспринимался в Беларуси как язык деревни, и с этим мы уже проехали, вчера – как язык какой-то политической оппозиции, с чем мы уже тоже, кажется, проехали, сегодня для меня это язык творческой интеллигенции, части художников, рок-музыкантов, писателей, студентов, творчески активных молодых людей.

Естественно, можно в Минске, в негосударственном издании издавать красивые книжки небольшим тиражом, где-то триста экземпляров, пятьсот, кто-то ушлый, как Хаданович, подсуетится и издаст полторы тысячи. Это будет восприниматься как огромный успех, но это будет маленькая капля в море. Например, до Могилева, иначе, как с авторами на презентацию, эти книжки уже не доедут, и до второго по величине города – Гомеля, – до Витебска, Бреста – уже не доедут. Поэтому образ жизни многих писателей – это поездки, с сумками, с коробками, с багажниками, набитыми, например, новоизданным номером журнала.

Поэтому я по-хорошему завидую Украине, где в Харькове есть «Фолио», например, не говоря уже о серии издательств на западной Украине, во Львове, в Ивано-Франковске.

– «Остров»: Вы упомянули о том, что язык в Беларуси используется как средство политических манипуляций. Нам это тоже знакомо, но у нас получается так, что политики реагируют на настроения избирателей, то есть, инициатива идет как бы снизу. Откуда это у вас, ведь, как я понимаю из ваших слов, от белорусов такие инициативы не исходят?

– М. Мартысевич: Корни этого лежат еще в начале 90-х, когда, как у вас, так и у нас, по всей территории бывшего Советского Союза, начались активные процессы национального возрождения. В Беларуси этот процесс проходил наиболее болезненно, потому что страна была сильно русифицирована в советское время, более, чем другие республики СССР. Тогда власть, как в Польше, как в Чехии, перешла к интеллигентам – «философам на троне». Но в Беларуси они продержались наименее, с 91-го по 94-й год. Считается, что народу были просто не нужны такие правители…

– А. Хаданович: Это совпало с резким падением экономики, повышением цен. А когда перед простым обывателем одновременно говорят по-белорусски и растут цены на колбасу, ему почему-то кажется, что между этими вещами есть взаимосвязь.

– М. Мартысевич: Эта власть принялась поднимать культуру, вместо того, чтобы заниматься экономикой. Одним из сильнейших психических потрясений для многих моих ровесников было то, что их заставили учиться на белорусском. Потом произошла смена власти, и новая посчитала белорусский язык чем-то неугодным тому режиму, который она собиралась строить, и сразу же националистов, почитателей белорусского языка, белорусской культуры, превратили во внутреннего врага. Этот образ тщательно культивировался…

– А. Хаданович: «Агенты НАТО»…

– М. Мартысевич: Показывали специальные фильмы, в которых те, кто говорит по-белорусски, напрямую ассоциировались с фашистами. А поскольку в те годы телевизор был чем-то более важным, чем сейчас, очень многие впитали эту пропаганду, и сегодня этот образ в принципе неперешибаем. У белорусских интеллигентов нет мощных средств влияния на массовое сознание, чтобы что-то изменить. Мы можем изменить разве что мнение русифицированной белорусской интеллигенции, которая подходит к вопросу белорусского языка адекватнее, чем простое население.

Второй этап использования языка начинался в 2000-х годах, когда этап полной дискредитации всего национального был пройден. Власть сначала сбросила старых кумиров – национальную интеллигенцию, – а потом взяла их лозунги, и адаптировала под свою идеологию. Яркий пример – лозунг «За Беларусь!», который был лозунгом оппозиции в начале 90-х. Начиная с 2004-го года, это официальный лозунг президентской кампании …

– А. Хаданович: Для человека интеллигентного это разрыв шаблона. Он разводит руками и говорит: «Если Лукашенко за Беларусь, то я тогда – за что?» (смеются).

– «Остров»: Андрей, когда Вы читали стихотворения совместно с Сергеем Жаданом, мне иногда даже сложно было различить, где чье. Как получается, что в разных широтах два поэта пишут настолько похоже?

– А. Хаданович: Долготы зато одинаковые – время одно и то же. Это такой метафорический ответ: не нужно время переводить на час вперед…

Мне проще говорить о Жадане, чем о себе… Мне импонирует возвращение смысла и ценности каким-то вчера скомпрометированным словам. Понятно, что чем более важная тема, тем больше графоманов по ней потопталось. Тема любви, тема патриотизма – читать об этом каким-то наивным лобовым способом невозможно. Спасибо «шестидесятникам», спасибо школьной программе ХХ века – это отвратительно, это уродливо, это учит людей в школах ненавидеть литературу. У нас в Беларуси большие или меньшие графоманы, претендующие на звание народных писателей, изо всех сил борются за свое попадание в учебники. Более симпатичные мне литераторы остро протестуют, что их исключают из школьных программ, и совершенно прорежимных графоманов вместо них включают – чиновников, доносчиков вчерашних, сексотов, которые у нас свой Союз писателей создали, и прочее.

А вот Сергей Жадан, насколько мне известно, протестовал против своего включения в школьную программу. Потому что думает на шаг вперед, думает о нелюбви, о слезах девочек и мальчиков, которых из-под палки заставят учить наизусть его стихотворения. Может, одно из средств Сергея Жадана не попадать в эту школьную программу – включать в свои тексты эмоционально-экспрессивную лексику, такую, что ни при одном, даже самом лояльном, режиме в школьную программу не попадет (смеется). Это один важный для меня аспект.

Вместе с тем, очень тонко ощущая свое время – нефть, «Лукойл», геополитику и геопоэтику, – показывая самых невообразимых маргиналов (откуда он это взял, где он это подсмотрел, подслушал?) и прочее, Жадан возвращает литературе ее предназначение – она снова становится не просто игрой в бисер, она становится вещью, нужной не только студентам-филологам. На чтения Жадана приходит молодежь, которая раньше не ходила на других поэтов. На чтения Жадана приходят те, кто вчера не ходил слушать ничего по-украински.

Я не знаю, насколько украинско-белорусские аналогии здесь уместны, но иногда люди, делая комплимент, говорят, что фокус в ощущении времени, может, в нарушении стереотипов и читательских, слушательских ожиданий. А, кроме того, когда друг друга переводишь, какими-то вещими обмениваешься. Когда-то, Сергей смеялся: я читаю стишок со строчкой «ты знаешь, кто такие Боб Дилан и Дилан Томас», а он говорит, ты знаешь, я несколько дней назад сделал текст с двумя персонажами – Звонимиром Бобаном и Бобаном Марковичем. Доходит просто до дурацких каких-то совпадений в приемах. Мы оба по этому поводу хихикаем. Ну, и не только с Жаданом. Я думаю, что у любого белорусского литератора с украинским есть одно поле, из которого они оба черпают…

– М. Мартысевич: Есть просто вещи, которые витают в воздухе, и человек, если он адекватен жизненным процессам, их схватывает, и это потом переходит в творчество.

– «Остров»: Тот же Иван Андрусяк высказал интересную теорию. По его мнению, Ваши приемы – ирония, сарказм – отражают определенный этап политической жизни страны. То есть, в них – как бы попытка что-то удержать, а что-то отбросить. Украина, благодаря «Бу-ба-бу», благодаря Жадану, этот этап уже якобы прошла, а Беларусь, благодаря Вам, в него только входит. Что Вы на это скажете?

– А. Хаданович: Иван прочитал книжку, безусловно, со своими стереотипами того, что происходило в Беларуси. Иногда украинцам кажется… Это комплекс среднего брата. Можно искренне бороться со старшим за политическую, культурную и прочую независимость, но это не отнимает у тебя желания погладить по головке младшего, поучить его жизни.

То, что Андрусяком увиделось в политической плоскости, по-белорусски было до скандальности, до цинизма аполитичным, потому что это была аллюзия на одно из самых важных названий в истории белллита, во всем ореоле политической борьбы и героизма, – «Письма из-под виселицы» литератора-повстанца Кастуся Калиновского. Автор, который выбросил виселицу и поставил вместо нее одеяло, наоборот, всеми силами акцентировал внимание на интимности, на приватности, на отсутствии «Мы», а наличии «Я» в книжке.

Есть стереотип, что белорус – это обязательно скинхед, голосующий за Лукашенко, или, с другой стороны, какой-то христианско-консервативный белорусскоязычный противник абортов и гомофоб. Понятно, что есть много разных, других Беларусей, не вписывающихся ни в одну, ни в другую схему.

– М. Мартысевич: Мне кажется, это общая беда всей внебелорусской критики – смотреть на все, что происходит в Беларуси, через призму политики. Это закономерно, потому что, к сожалению, у наших политических сил, оппозиционных правящему режиму, есть комплекс жертвы, и он очень развит. И наши политики стараются этот стереотип Беларуси расширять за пределы Беларуси. Поскольку слово литераторов последнее в этой дискуссии, нам остаётся только бороться со стереотипами. Объяснять, что в Беларуси не убивают на улицах людей… Политическая ситуация в любой стране, конечно, влияет на поэзию, вот мы здесь, например, слышали столько уёбищных, простите, стихов о Путине, причем, почему-то, от русскоязычных авторов из Украины…

– А. Хаданович: То есть, не в своем культурном пространстве… В Украине должна быть – как тема для критики - масса своих уёбищных политиков, извините за этот нелитературный термин (смеется).

– М. Мартысевич: В Беларуси такого уже давно нет. У нас уже давно не пишут стихотворений, в лоб связанных с политикой. По крайней мере те авторы, которые читаются. С другой стороны, в последнее время в произведениях молодых литераторов всё больше отчаянья и депрессии. Но это связано, я думаю, с какими-то глобальными процессами. Я уверена, что скоро мы услышим от литературных обозревателей Америки о сборнике поэзий, посвященных падению курса американского доллара…

– А. Хаданович: В принципе, Беларусь – это маленькая часть общей гуманитарной катастрофы. Может, в Беларуси теперь еще, в силу большей наивности власти, меньшей образованности, худшего умения носить маски, инстинкты преобладают и мотивы видны, а где-то в других странах все это спрятано за дипломатией и чем-то еще. Мне смешно, когда какое-то зло абсолютизируют в Беларуси. Понятно, что свое зло, и часть определенных общих процессов глобализационных, с одной стороны, постсоветских – с другой, на наших территориях приобретают очень уродливую смесь, как в Киеве – нездорово высоких цен и нездорово плохого сервиса. Я метафорично сейчас говорю, не только о местных кафе, но и о стилях книгоиздательства, корректности или некорректности «желтых» и «нежелтых» журналистов, униформе, резиновой дубинке и т.д. минского омоновца и прочее. По морде бьют уже совершенно по-американски, зарплаты получают уже не белорусские, значительно больше, чем профессора, доктора и кто-то еще, а при этом этика еще очень постсоветская.

– «Остров»: Вы говорите, что белорусские литераторы сегодня пытаются не соприкасаться с политикой. В Украине нам еще со школы втемяшивают, что в эпоху нашего тоталитарного прошлого национально сознательные поэты и писатели были такими себе «локомотивами революции», и якобы именно благодаря их вмешательству в политику Украина обрела, наконец, независимость.

– М. Мартысевич: Хочу уточнить, я говорю не о всех писателях, я говорю о тех, к которым принадлежу сама. Мы не можем вычеркнуть советскую традицию белорусской литературы, одна из особенностей современного литературного процесса в Беларуси – противостояние в двух союзов писателей – «правильного» и «неправильного». Своими произведениями они мало отличаются, если разобраться, разве что одни пишут в большинстве своём по-русски, другие – по-белорусски. Основное отличие между ними – идеологическое. Мы говорим о писателях, которые уходят от этой старой эстетики, и для них политика менее актуальна, хотя она остается каким-то национальным фоном того, что они пишут.

– А. Хаданович: Добавлю, что есть эстетика, и есть этика. Иногда они не совпадают, и бывает, что это несовпадение четко видно. С одной стороны, каждый белорусский интеллектуал понимает, что всерьез цеплять политические темы… Есть люди, их много, которые просто боятся это делать, но не будем об этой литературе, давайте все-таки о писателях, которые употребляют слова с другими целями, и отвечают за свои слова.

С одной стороны, поскольку ты человек совестливый, потому что у тебя есть свое понимание, что такое хорошо и что такое плохо, ты не можешь не зацепить, потому что тебе лично больно бывает от каких-то вещей. Но также не через «Мы», а через «Я». С другой стороны, ты понимаешь, что сильно поддавшись таким настроениям, ты создашь текст-агитку, текст-однодневку.

Бывают ситуации, когда ты решаешь, идти или не идти, как в 2006-м, на наш маленький Майдан, когда интеллигенция, студенты протестовали против очередной фальсификации выборов. Этих людей было очень немного, но каждый из них рисковал значительно сильнее, чем киевские коллеги. Когда это в миллионном масштабе, понятно, что это не страшно. Там были литераторы, там были рок-музыканты, там были люди, которые главные свои вопросы решают не стоянием вокруг палаток, а за письменным столом, за компьютером. И чтобы не сильно терять время, понимая, что для вечности ты его все-таки немножко теряешь, мы там, например, с молодыми единомышленниками, провели переводческую мастерскую, обсудили очень неплохой перевод текста Тараса Прохасько. Периодически к нам подходили люди из палаточного городка, посмотреть, чем мы занимаемся: воззвания подписываем, еще что-нибудь? Видели, что литературой, теряли интерес, махали руками, как на каких-то придурков. Вот, все это происходит в поле каких-то компромиссов.

Бродский четко это описал: литератор не имеет права лезть в политику, пока политика не лезет в его дела. В мои личные дела, получается, политика лезет. Любая языковая дискриминация, дискриминация в средствах массовой информации… Отбери у токаря, фрезеровщика его любимый станок. Понятно, что он должен протестовать и говорить, что тот, кто забрал станок – вор. Я чувствую, что у меня лично что-то крадут, на книжном рынке, через цензуру. Между тем, каждый протестующий должен понимать, что от него останутся не протесты, а что-то позитивное, им созданное. Не против чего ты, а что ты предлагаешь.

– «Остров»: К слову о том, лезет ли политика в жизнь литератора. На прошлом Форуме издателей во Львове вышел неприятный казус с Ющенко, когда из-за того, что Президент захотел купить себе книжку, посетителей форума несколько часов продержали под входом в торговый павильон…

– А. Хаданович: Наверное, это неизбежные вещи. Туда, где есть скопление какого-то интереса, каких-то ожиданий публики, неизбежно изо всех дыр лезет политика. Если политики еще каким-то образом спекулируют на литературе, это говорит об общественной важности литературы. На чахлой, не нужной людям литературе, даже такие циники, как политики, не паразитируют, она не давала бы им дивидендов. А значит, полезно, значит, можно засунуть нос и похабно воспользоваться, поучаствовать в акции известного литератора, побравировать знакомством. С другой стороны, если Президент Ющенко подержит в руках перед камерой хорошую книжку, достойную пропаганды, он, с одной стороны, пропиарит себя, но с другой стороны, он пропиарит чтение. Наши политики не ходят на книжные форумы, они любят появляться в обществе известных спортсменов, на теннисе или на хоккее…

– «Остров»: Если считать, что родной язык – тот, на котором вы заговорили в детстве, на котором говорили ваши родители, нужно полагать, что ваш родной язык все же – не белорусский. Тем не менее, вы пишете именно на нем. Не сподручнее было бы писать на русском, получая, кроме всего прочего, бонус в виде возможности проще издаваться в странах бывшего СССР?

– М. Мартысевич: У меня русскоязычная семья, но выбора, на каком языке писать, абсолютно не было. Для меня белорусский язык был языком культуры, языком интеллектуалов…

– А. Хаданович: Во многих интеллигентных семьях кто-то говорит по-русски, потому что по-русски проще, но вместе с тем статусно белорусский язык занимает место главного и родного. И даже говоря по-русски, ребенок получает информацию о том, что надо любить и уважать, изучать белорусский.

– М. Мартысевич: Моя мама, учась в школе, пыталась научиться говорить по-русски чисто, и в итоге она добилась того, что в Минске ее никто не принимал за жительницу деревни. Она считала это очень статусным. Но, попав в Минск, она увидела: а лучшие люди-то говорят по-белорусски… Я училась в школе на русском, но я читала много белорусских книжек, и даже в голову никогда не приходило, что я вот сяду и буду писать по-русски. И это абсолютно естественно для русскоязычных семей в Беларуси.

– «Остров»: Юрий Андрухович когда-то писал, что у него есть трудности с переводами его произведений за рубежом: в мире мало украинистов, русистов все-таки больше. Подозреваю, такая же проблема стоит и перед вами…

– А. Хаданович: Проблема, безусловно, есть. Но она с разной степенью успешности преодолевается. Ни у меня, ни у кого, я думаю, из белорусских поэтов не было и никогда не возникнет проблем с адекватным, хорошим украинским переводом. Неизбежно, лучшие украинские поэты будут переводить лучших белорусских, и наоборот. Совершенно такая же ситуация спонтанно возникала, например, в Литве, в Латвии. Может быть, последние люди, которые умеют еще виртуозно это делать, этим занимались и занимаются. Уже немножечко труднее с польским языком. Когда моя книга выходила в Польше или когда я готовил антологию белорусской поэзии, очень сложно было найти адекватных переводчиков. Среди тех, кто знает язык, не каждый обладает литературными способностями.

А кроме того, Беларусь еще, как и Украина, как и Россия, по традиции рифмует, и неплохо это делает, а Польша, Германия уже не умеют, в том числе и переводчики. Хорошо, что у меня есть контакты с лучшими польскими переводчиками, с мэтрами. В итоге все равно перевелось, и перевелось хорошо, но большей кровью, больше времени на это было потрачено. Лучшие переводы делали уже не ровесники-переводчики, а 50-60-летние мэтры, которые последние умеют. В Украине, в России, в Литве еще умеют наши ровесники…

– М. Мартысевич: А чем дальше на запад, тем старше переводчик. И возникает непонимание не языка, а эстетики.

– А. Хаданович: Это не значит, что переводчики хуже становятся. Просто в других странах они больше соизмеримы с рынком, и лучше умеют то, что пользуется большим спросом. Они прекрасно, читабельно переводят романы и все остальное. Стихи – это уже достаточно маргинальный вид деятельности там. Как еще решается этот вопрос? Если не хватает беларусистов, можно не зацикливаться на этом. Русский язык – это одно из возможных средств международного общения, перефразируя советскую формулу. Почему не договориться с литовцем, с латышом, на первом этапе – даже с Сергеем Жаданом? Сейчас он свободно читает и понимает белорусский, на первых этапах он требовал русского подстрочника.

Говоря о немцах, однозначно решить такой вопрос не могу. Верлибры переводятся, рифмованные стихи – даже не предлагаю на перевод. Видимо, то, что рифмованное, сегодня воспринимается западными читателями либо как рок-поэзия, либо как детская поэзия, либо как что-то анахроничное и графоманское.

Вижу ответ один: не сегодня-завтра американцы – именно они задают моду – повально начнут рифмовать, и весь мир потянется за ними, будет сделан очередной виток, и вдруг это станет востребовано. Мы, в таком случае, окажемся последними людьми, которые хорошо это умеют (смеется).

 

Беседовала Юлия Абибок, "Остров"

Статьи

Луганск
27.03.2024
17:45

"Бери и делай!" Как переселенцу начать зарабатывать в новой нише на новом месте

"Надо осознавать, что почти никто на новом месте не начинает действительно с абсолютного "нуля" - потому что у вас есть образование, опыт, личные ценности и тому подобное. Все это уже есть у человека, является неотъемлемой частью его бытия"
Страна
27.03.2024
12:46

Валютный вопрос, или Как олигархи споткнулись об Нацбанк

Дальнейшее снижение курса гривни окончательно добьет потребительский спрос, который в условиях полномасштабной войны и так уже давно "ниже плинтуса". Ну а "мертвый" потребительский спрос – это "мертвая" экономика.
Мир
26.03.2024
07:36

«Уже сейчас можно купить билеты в Крым на июнь». Российские СМИ об Украине

"В реакции Киева - вся суть этого террористического режима. Трудно даже описать ту смесь восторга, злорадства и упоения, которую трагедия вызвала в украинских СМИ…"
Все статьи