"20 процентов жителей за Россию, 20 – за Украину, остальные 60 — это "серая масса". Как обстоят дела в освобожденном Краматорске

В начале марта этого года один из "новых" чиновников Донецкой ОГА созвал работающих в регионе общественных активистов, чтобы обсудить пути борьбы с сепаратизмом.

В нескольких километрах от менее чем два года назад освобожденного города продолжал грохотать фронт, в самом Краматорске, и других городах Донецкой области, вопреки видимости, было тоже неспокойно.

Об этом и говорили чиновнику собравшиеся: многие местные жители отправились воевать на неподконтрольные Украине территории, большое количество оставшихся продолжает тайком ждать то ли РФ, то ли донецкой "республики".

Но что тревожило активистов больше всего, так это присутствие на ответственных постах в регионе тех же людей, что и весной 2014 года; участники многочисленных любительских видео с митингов "ДНР" остались на свободе и — некоторые — при должностях.

При этом чиновник, и присутствующие на собрании представители Службы безопасности, отвечая на реплики активистов, ограничивались дежурными фразами и ничего не сулящими обещаниями.

"Тут несколько раз прозвучало слово "щось". "Давайте что-то делать". Каждый раз, когда я слышу это выражение, меня начинает бить дрожь. Давайте заменим чем-то слово "щось". Конкретные предложения?", — в какой-то момент вспылила Марина Романцова, одна из присутствовавших на собрании активистов.

Через несколько дней мы встретились с ней еще раз — на конференции, посвященной стратегии общественного вещания на Донбассе. Прошедшее в Краматорске мероприятие, на котором медиаэксперт Майкл Андерсен высмеял программу, в которой обсуждение готовой стратегии провели на день раньше презентации измерений донбасской аудитории, на которых только и могла бы базироваться такого рода стратегия, оставило тот же осадок, что и общение чиновника ДонОГА с общественностью.

Первая часть нашего с Мариной Романцовой интервью состоялась сразу по завершении конференции.

"Нам сказали, что донецким оружия не дадут"

— Какие настроения сейчас в Краматорске? Видишь ли ты какие-то изменения в настроениях после 2014 года?

— По моим ощущениям, тут есть примерно 20 процентов активных жителей, которые за Россию, примерно 20 процентов активных, которые за Украину, остальные 60 — это "серая масса", которая, уже имея специфический опыт политической жизни в Украине, ни на какие приманки больше не ведется.

Всплеск патриотизма среди людей, которые остались здесь в оккупации или вынуждены были уехать, но вернулись, был колоссальный. Встречаясь друг с другом, мы плакали и обнимались. Но действия властей на местах и в Киеве, кадровые назначения после Майдана — все это начало вызывать вопросы, на которые никто не отвечал. Многие активисты радикализировались. И причиной тому — отсутствие четкой проговоренной программы, как мы должны поступать с сепаратистами.

Настроения подогреваются правыми силами. И патриотически настроенные люди присоединяются к этим силам из-за недовольства действиями новой власти. Но одно дело те люди, которые пошли туда обдуманно, с определенными идеями, и другое дело — фанатики. Мне не хотелось, чтоб меня убили сепаратисты, но еще страшнее погибнуть от рук такого "патриота".

— Мне кажется, что такие радикальные "патриоты" — это люди, которым и не нужны никакие идеи. Достаточно примитивных лозунгов. То есть, может быть, проблема и не во власти? Стоит просто списать эту категорию к инертным 60 процентам, и сосредоточиться на остальных?

— Проблема в том, что те 60 процентов не пойдут воевать, ни за одних, ни за других. А эти радикалы — пойдут. Эти способны убивать. И какая разница, умрешь ты под триколором, или под желто-голубым, или красно-черным стягом? Кроме той, что и в том, и в другом случае ты умираешь за Украину, но там тебя убивает враг, а тут — вроде бы "свой". Убивает, потому что убийство — это не обязательно физический акт. Это может быть и нечто, причиняющее духовную смерть.

А с другой стороны — наблюдающее всё это пророссийское население. Оно имеет право на мысли вроде: "Допрыгались вы на своем Майдане"? Имеет, видя наши реалии. И как пробиться к такому человеку? Если, по сути, он прав. Допрыгались.

— Многие в Донецке, захватывая административные здания, говорили: "Мы же делаем то же, что вы делали на Майдане…" И я не нахожу отговорок.

— Это проблема двойных стандартов. И мы должны начать говорить правду. Эта война зрела давно, и я считаю, что всё происходящее — расплата за бездеятельность центральной власти, за политические игры на языках и истории, за пофигизм населения. Сейчас языковой вопрос постепенно теряет остроту, но находятся новые темы для раскола общества. А что объединяет? Многих объединил Майдан, но сейчас мы снова разошлись, убаюкались, кого-то забрали во власть, и теперь ты звонишь к такому человеку — а у него даже тон общения другой. В патриотическом движении тоже свои раздоры.

— В патриотическом движении ты давно?

— Нет. Я задумалась над происходящим, только когда произошел Майдан. Потом, когда нас освободили, местные патриоты решили себя как-то легализовать. Начали возникать общественные организации. Еще многие начали перекрашиваться. Есть такие, которые при прошлой власти кричали, что Майдан — это зло, а сейчас стали суперпатриотами.

Моя общественная деятельность началась неожиданно для меня самой. Когда брали Славянск, я лежала дома больная: подкосили убийства на Майдане и события в Крыму, у меня было физическое ощущение насилия. В Краматорске возле горотдела уже стояли специфического вида личности — ждали подкрепления. Из дома я позвонила в краматорское СБУ: "Вы знаете, что в Славянске происходит?" — "Ну, знаем…" — "Вы знаете, что у нас под горотделом непонятные вещи происходят?" — "Какие..?" — "Вы понимаете, что Краматорск под угрозой? СБУ к этому готово?" Пауза. "А что вас не устраивает?" Я подумала, что я куда-то не туда попала. "Это СБУ?" Мне говорят: "Да". Говорю: "Призывы к расколу, к отделению от Украины — это противозаконные, антиконституционные вещи". Ответ, почти дословно: "Женщина, вы знаете, если я вам сейчас расскажу, как все на самом деле, у вас в корне поменяется мировоззрение".

Все, финиш. Я понимала, что телефон у них засвечен, но мне было уже все равно. Некоторые горожане сблизились на этом фоне и пытались решить, что делать дальше. Искать оружие? Нам сказали, что донецким оружия не дадут. Сепаратисты уже с оружием — мы нет. Киев нас бросил — такое было тогда ощущение у очень многих, кто болел за Украину.

— При этом пользователи социальных сетей писали: "Берите оружие и идите выгонять сепаратистов!"

— Нас упрекали, что мы отсиживались дома во время Майдана и после. Но в городе, с риском для жизни, собирались у памятника Шевченко люди, которые поддерживали Майдан. Да, их было немного. И как можно было объяснить кричащим, что против лома нет приема? Тем более, после всего, что произошло в Крыму. Но в Крым хотя бы вошла регулярная российская армия, а у нас под прикрытием России поднялся всякий сброд. На тот момент среди нас были люди, которые уже "засветились" на проукраинских акциях и вынуждены были уехать, потому что им угрожали.

Однажды мне позвонили и сказали: На поселке, в Ивановке, собираются сторонники сепаратистов. Очень организованно собираются. Толпа тетушек с детьми окружили украинские БТРы, нужно поехать помочь ребятам. Мы, две дурочки, — я, еще не выздоровевшая, и 29-летняя дочка, которой все дают 18, — прыгнули в маршрутку. Едем через мост, а навстречу нам БТРы. Люди прилипают к окнам, потому что многие впервые в жизни их видят, а я замечаю, что БТРы с триколорами. И весь автобус: "Ах, наши едут!". У меня был шок и от увиденного, и от реакции людей. Я попыталась "просветить" радующихся пассажиров. Но чтобы до конца понять и пережить ощущения в такие моменты, нужно самому оказаться в подобной ситуации. Слава Богу, что не убили.

Я начала проверять старых знакомых. Звоню подруге, рассказываю: "Ты представляешь, едет техника с триколорами, а народ орет: "Наши!"". Она делает паузу, понимая мою позицию: "…А что? Наши, конечно!" Пытаюсь достучаться: "Я прекрасно понимаю: идея славянских братьев. Они наши на пляже, наши в лесу, наши на концерте. Но какие они наши, если едут в наш город, в нашу страну с оружием?". В ответ – полное непонимание, отвержение. У меня сразу потерялось много друзей. Вменяемых, с двумя-тремя высшими образованиями, с которыми мы никогда не говорили на политические темы…

В конце апреля, когда начался захват Краматорска, дочь пришла домой и сообщила, что совсем рядом, на трассе, устанавливают блок-пост. Спрашиваю: "Кто?". Все еще была надежда, что наши военные. "Нет, местные". Прибегаем. Вижу ребят с поселка, дружно городящих из подвозимого хлама стену. Толпу местных жителей, громко обсуждающих нападение фашистов и их желание "поставить Донбасс на колени". У меня упала планка…

Там быстренько оказалась и съемочная группа какого-то телеканала. Оператор француз, а журналистка говорила на чистом русском. Она поставила девушку из толпы и начала на фоне этого строящегося блок-поста записывать интервью. Я на тот момент была уже наслышана о российском ТВ. Подошла к ним. Журналистка у этой девушки спрашивает: "Что вы видели, расскажите". — "Мы тут отдыхали на поселке, шли БТРы с украинскими флагами и раздавили целую семью". Моя дочь начинает снимать это на мобильный, а я вступаю с ними в конфликт. Оператор теряется из-за того, что я встряла с вопросами: "А что это за семья? Кто это может подтвердить?" Девушка растерялась, сослалась на соцсети и "все знают". Местным это не понравилось, они начали собираться вокруг нас. Начали задавать вопросы: "А кто ты такая?". Посыпались угрозы.

Меня спас местный бизнесмен, владелец магазина, возле которого строился блок-пост. Когда он увидел, что тучи сгущаются, ловко перевел тему: "Народ, я вас ценю и понимаю… Да, Тимошенко такая-сякая… А тетка эта, что, не видите, больная… Да она вообще не это имела в виду…" Толпа переключилась на него, а ко мне он подослал сына, чтобы тот меня увел.

Я тогда для себя решила: мой фронт здесь. Даже когда после освобождения здесь стали происходить неправильные вещи, я сказала на одном из круглых столов: меня российский танк отсюда не сдвинул, не сдвинет и хамелеон под желто-голубым флагом. Если мне судьба здесь сгинуть, значит, такая судьба. Я этот город отмолила.

— То есть, отношения с местной властью после освобождения складывались плохо?

— У нас долгое время даже не могла собраться сессия. Когда уже стало ясно, что Украина вернулась, мы начали приходить в горсовет и спрашивать: "А когда же вы вернетесь к работе?" Складывалось впечатление, что те, кто остался в городе, затаились и ждут, что же будет дальше. Может, сепаратисты вернутся назад?

Киевские политиканы подавали неправильные сигналы на места. При том, что я была одной из тех, кто фактически демонизировал НКМЗ и его "заслуги" в произошедшем, я все равно считаю, как ни странно это звучит, что этим людям нужно дать шанс. Я это поняла после того, как перед последними выборами попала на собрание для работников НКМЗ, когда выдвигался кандидат в мэры. В начале мероприятия зазвучал наш гимн, Скударь встал и спел его, от начала и до конца. А это не тот человек, которого можно испугать, заставить, купить или уговорить.

Я слышала их выступления: "Вы понимаете, какое сложилось положение. Мы не можем выставить своего кандидата без поддержки какой-либо партии: закон не позволяет. Поэтому мы идем через Оппозиционный блок". В этой речи как будто читался подтекст: "Мы не хотели, но что мы можем сделать!" Для умного человека, который может или хочет для Украины сделать добро, это был бы сигнал.

— Но что значит "дать шанс"?

— Например, вопрос: можно ли Неле Штепе дать шанс? Выпустить ее?

— Вот Штепе как раз можно. Мэром я бы ее не избирала, но из тюрьмы бы выпустила. Она была в таких обстоятельствах, что неизвестно, как бы поступил любой другой на ее месте.

— Чтобы людей простить, надо их понять. Стать на их позицию. Эти люди по много лет жили на условиях ПР, в налаженной системе со своими правилами…

— А ничего другого и не было. Мэров просто вынуждали туда вступать. Бюджет на регионы распределялся вручную, по принципу лояльности. Не получите денег — вас ваша же община съест.

— Проблема действительно в том, что Киев не дал никакой альтернативы. Пришла какая-то новая сила, которая сказала: "Мы закрываем вот эту страницу и начинаем жить по-новому"? Нет! Вы гребете под себя. Меньше, больше, но вы гребете! И что, Скударь этого не видит и не понимает? Все сейчас упирается в поведение новой власти. А новая власть — это избитые слова и старая система.

— Для меня это на самом деле вопрос: давать шанс или не давать шанс? Вот тебе Дружковский пример. Человек, отбиравший имущество у местного бизнесмена и непосредственно причастный к его заключению и пыткам, после освобождения города продолжал, как ни в чем не бывало, ходить на работу, очевидно, рассчитывая на "шанс". Вопрос в том, даем ли мы шанс всем, или решаем, кому мы даем шанс, а кому не даем?

— Несколько месяцев назад мне сообщили: "Три человека осудили за организацию референдума, вот фамилии". Они все раскаялись, им дали условный срок. Одна из них вернулась работать в школу.

Попросили распространить информацию, чтобы хоть как-то успокоить общественников. Так что сказать, что СБУ вообще ничего не делает, как бы нельзя. Но сделано это было будто по отмашке. Или по плану, как при Советском Союзе. В Краматорске много школьных учителей принимали участие в референдуме. Одну осудили. А остальные? Какие из этого можно сделать выводы?

8 лет за сепаратизм дали Владимиру Азарянцу, поселковому главе. Сказать, что к нему не было претензий, нельзя: были. Его поселок тоже выходил на референдум. Мог бы он как глава этому воспрепятствовать? Вопрос. Совершал ли он какие-то открытые действия против единства Украины? Ничего не могу сказать.

Но вот проблема в том, что его посадили силами трех городских клоунов, к которым до сих пор очень много вопросов. Это те, кто под лозунгом "Вся власть народу!" упрямо стоят на идее о том, что местные власти незаконны, и пытаются, исходя из этого, разрушать властную вертикаль. Они свидетельствовали на суде против Азарянца. Украинские активисты говорили, что эти люди должны бы были сесть первыми. Они срывали и срывают сессии горсовета и другие мероприятия. Могли зайти на любой круглый стол, любое заседание, и объявить: "Вы тут никто".

Есть свидетельства, что эти люди участвовали в захвате СБУ. Когда город был оккупирован, они свободно проводили свои собрания на центральной площади. Можешь себе представить, чтобы нам в то время дали собраться? Мы даже нашли видео периода "ДНР": открытие телеканала в Славянске, речи о "русском мире". Голос за кадром, который в городе многие узнают. Камера отъезжает и человек попадает в кадр – это один из трех клоунов, вольготно чувствующий себя и при сепаратистах, и после освобождения.

Если бы с этими людьми разобрались, это было бы знаком поддержки для местных патриотов. Речь же не о каком-то оболваненном учителе или мэре, который попал когда-то в ловушку ПР. Речь о конкретных диверсантах. Я не могу объяснить, кому выгодно держать таких людей на свободе и почему власти не занимаются этими вопросами серьезно. Все это только добавляет не очень хороших мыслей..

А что касается шанса, то или давайте его всем, или всех сажайте. Но почему сидят только Штепа и Азарянц?

— Между тем, властные структуры во многих населенных пунктах Донбасса остались под людьми, которые продолжают выдавливать все украинское.

— Я больше скажу, в теперешнем депутатском корпусе Краматорского горсовета сейчас есть женщина, которая выставляла в соцсети свои фотографии с автоматом, с ДНРовскими флагами. Но проблема даже не в этом. А в том, что ее выбрали. Что нашлась публика, которая привела ее к власти. И это реальность, которую нельзя не замечать.

— Как решать эту проблему?

— Нужно начинать с базовых вещей. С тех, из-за которых мы потеряли людей в Крыму и часть людей здесь, на Донбассе. Если они сейчас молчат или не стреляют, это еще не значит, что мы их уже завоевали или они полюбили Украину…

— Уже очевидно, что Киев ничего делать тут не будет. Поэтому это вопрос к нам. Вот чем бы ты заменила слово "щось"?

— Это и для меня еще вопрос. Пока я просто хочу убрать слово "что-то" в привязке к "делать". Если во мне этот вопрос засел, я знаю, что ответ скоро найду. Пусть это будет какой-то маленький, но практический шаг. Для меня лично сейчас очень важно не хвататься за все, а взять маленький участок и обработать его от начала и до конца, а потом браться за следующий. Усталость и разочарование часто приходят в том числе из-за сверхактивности, от которой нет результата. Вот от борьбы с бытовым сепаратизмом результата нет.

— Так нет и борьбы. Ты говорила, что нас сейчас снова начинают делить. Сколько я работаю журналистом, уже больше десяти лет, я пытаюсь искать что-то объединяющее, и очень много работаю с людьми, которые ищут что-то объединяющее, но мы всегда в итоге натыкаемся на дурацкую шароварщину. И это не объединяет никак, потому что нормальному современному человеку не нужен в повседневной жизни этот музейный хлам.

— Меня это тоже начало раздражать, при том, что к Украине я отношусь очень трепетно. Вышиванка и желто-голубые столбики не должны быть основной деятельностью — к этому нужно еще что-то прилагать.

— Что делать с сепаратистами, мы не знаем, потому что на каждый вопрос есть минимум два ответа. Как найти объединяющие идеи, мы не знаем. И я не думаю, что это вина каких-либо властей, от местных до центральных. Это наша общая вина, что мы не можем сгенерировать ничего стоящего.

— Да, а пока нет ничего стоящего, приходят разные люди с оружием и призывами "убрать" и "поставить"! И это находит отклик. Эта пустота и приводит к таким проблемам: так пустоту заполняют.

— Пустоту заполняет любая протестная идея. Протестные идеи сейчас прекрасно объединяют левых и правых, "сепаратистов" и "патриотов". Они объединятся, чтобы в очередной раз что-то разрушить. Но мы же сами себя разрушаем таким образом.

— Может быть, это проблема роста? Если Украина до сих пор не развалилась, значит, есть что-то, что держит нас вместе…

— Так ведь на самом деле уже развалилась.

— Я знаю пока только то, что из этого что-то должно родиться. Повторюсь, меня мучает это "что-то". Пока нам под эту пустоту подставляют какие-то новые движения. Идет перетасовка, но не меняется сама система. Это все, конечно, печально.

"Я точно знаю, что могу на что-то тут влиять"

Второй раз мы встретились в Краматорске 23 августа. Марина готовилась не ко Дню независимости: на 25 августа был назначен суд, на котором она и ее коллеги защищали многострадальную декоммунизацию в отдельно взятом городе.

— Что изменилось в городе с дня нашей первой беседы?

— Общественные организации все больше расползаются в разные стороны, потому что у каждого лидера — свои амбиции. Отсутствует общая стратегия и даже элементарная дружба. Люди группируются по каким-то карманным интересам. Власть — провозглашает то и это. Недавно один хороший человек сбросил мне письмо Павла Жебривского по поводу празднования 24 августа. "Вывести людей" и пр. Совершенно совковый подход. Вот при таком подходе мы продолжаем жить.

— Чем занимается твоя организация?

— Преимущественно мониторингом работы нашего горсовета и работы коммунальных предприятий. Иногда даже приходим в кабинет к чиновнику и поясняем: вот это хорошо, а вот это — плохо. Недавний пример — нашу декоммунизацию заблокировали через суд...

— Ты участвовала в процессе?

— Я не была членом специальной комиссии, которая непосредственно занималась декоммунизацией. Просто приходила на ее заседания, потому что мне было не все равно. Видя, кто участвует в рабочей группе — люди, тоскующие по СССР и млеющие от имён Ангелиной и Стаханова — я понимала, что декоммунизацию могли провалить.

— Были случаи, когда комиссия действительно не справлялась?

— В Краматорске была улица Гвардейцев-Кантемировцев. В комиссию входил историк из украинской гимназии, Олег Савчук. Он объяснял: "Кантемировская дивизия сейчас утюжит Донбасс. Это просто недопустимо, оставлять на карте города такое название". На этой улице расположена библиотека, там же наши предприниматели захотели создать комплекс из скульптур по картинам Марии Примаченко. Поэтому улицу предлагали назвать либо Библиотечной, либо именем Марии Примаченко. На заседании поднялся крик: "Жители не согласны! Кто такая эта Примаченко?!". Приходилось напоминать о конфликте и по десятому кругу разжевывать об участии дивизии в нем. "Ладно, тогда пусть она останется просто Гвардейской". Как раз подходящий вариант, после того, как пришла беда в наш дом под знаком гвардейской ленты!

Мы боролись, скандалили, но добились, чтобы улицу назвали именем Марии Примаченко. Так отстаивались многие улицы.

— Как дело дошло до суда?

— Обсуждения закончились, мэр и горсовет утвердили новые названия — несколько списков. Договорились, что город разработает типовый стандарт таблички, а краматорские предприниматели возьмут по несколько улиц, размвесят таблички с новыми названиями, на которых смогут поместить также рекламу своего предприятия. Я предложила, кроме того, повесить в начале и в конце улицы — а если улица длинная, то и в середине — краткие справки относительно новых названий, если речь идет о каких-то людях. Юридически декоммунизация уже состоялась, мы обсуждали технические детали ее реализации. И тут узнаем, что какой-то человек из "Просвиты" оспаривает ее в суде...

— Что вызвало претензии?

— Несколько месяцев назад на одном из общественных советов наш председатель объявил: "Мы хотим всех поздравить, процесс декоммунизации завершен!". Голос из зала: "Скажіть, будь ласка, а вулицю Гампера затвердили?" — "Да, утвердили". Гампер — это краматорский промышленник 19 века, положивший начало индустриализации в наших краях. "Ганьба! Я вам устрою...".

Переименованию подлежали почти 170 улиц. В связи с тем, что комиссия работала около девяти месяцев, этот перечень был разбит на несколько нормативных актов. Истец выбрал самое большое распоряжение горсовета, в котором было больше 70 улиц. Среди них и улица с именем Гампера.

Я была почти на всех заседаниях комиссии. Там случались такие прецеденты. Улица Юбилейная подпадала под декоммунизацию, потому что была названа в честь 50-летия ВЛКСМ. Но на заседание пришел один активный дедушка, житель той улицы. Вместе с соседями они составили письмо, в котором убеждали, что 50-летие ВЛКСМ со временем перестало связываться с этой улицей, на которой расположен также парк Юбилейный. Это замечание выслушали, и название оставили. То есть, высказаться, аргументировать, предложить другой вариант – такая возможность у жителей города была.

Человек, обратившийся в суд, представлял "Просвиту" в общественном совете при мэрии. И не раз слышал о ходе декоммунизации. Мы рассказывали, как к нам приходят люди обсуждать конкретные переименования. У него тоже были все возможности обсудить то, что его не устраивает. Но он дождался, когда горсовет примет решение. Похоже, что это была его стратегия.

— Что ты можешь рассказать о процессе? Ты его отслеживаешь?

— Все время, что мы работали над декоммунизацией, я была на связи с Институтом национальной памяти, часто просила их о консультациях. Решила снова им позвонить и спросить, как нам быть. Юрист заверил, что в Украине много подобных судебных процессов, но в таких ситуациях, как у нас, закон на нашей стороне. Мы решили войти в процесс как третье лицо, потому что решили бороться до конца. До победного конца.

Была проделана огромная работа. В суде нужна грамотная и взвешенная аргументация. Ее подготовкой занялся мой коллега Андрей Романенко. Но прежде пришлось убеждать многих участников процесса в том, что сдавать 70, 20, 2 или даже одну улицу их списка в угоду чьим-то амбициям – преступно. А некоторые уже были готовы идти именно таким путем: дедушка карандашом ставит "птичку" напротив не устраивающих его названий, и город откатывает всю процедуру назад.

— И создает прецедент, когда кто угодно может остановить действие решения о декоммунизации...

— Именно. Мэру мы так и сказали. Завтра придет Иванов, Петров, Сидоров, и вы можете себе представить, на сколько лет растянется этот процесс? Вас еще и начнут давить с двух сторон: горожане пророссийские за то, что вы что-то переименовали, горожане проукраинские за то, что вы продолжаете заигрывать с пророссийскими. Мэр нас услышал, и было принято решение отстаивать в суде весь список переименований.

— Вы не пробовали повлиять на дедушку через "Просвиту"?

— Наши активисты туда обращались, но "Просвита" от него отмежевалась. Мы нашли информацию о том, что он несколько лет назад защищал краснолиманских рабочих агрофирм. Достойно защищал. Дошел до Европейского суда и выиграл дело там. Но так увлекся участием в судебных процессах, что чуть ли не судился с ЖЕКом, который перевесил какую-то нерабочую батарею.

Но иск относительно декоммунизации обошелся ему в приличную сумму. Остается вопрос, платил ли он свои деньги, или за всем этим кто-то стоит?

— Ты сейчас чувствуешь, что от тебя что-то тут зависит?

— На все сто процентов. Я точно знаю, что могу на что-то тут влиять. Я знаю, что одна могу переломить ситуацию. И я делаю это не ради какой-то выгоды или славы. Просто вношу свой вклад в развитие города, в изменения в стране. Для меня это не лозунг или пустые слова.

— Активных граждан после войны здесь стало больше?

— Нет. У меня остался очень узкий круг людей, с которыми мы можем собраться и решить какую-то проблему, на кого можно положиться. Появилось очень много активистов с сомнительной репутацией, абсолютно безграмотных и не желающих учиться, приспособленцев. Это не добавляет краматорской общественности ни веса, ни статуса. Количество часто значения не имеет, важнее качество. Не нужно 1500 "штыков" — пусть будет три, но достойных. Бывают вопросы, которые я могу решить и одна.

— После того "круглого стола", на котором мы познакомились, последовали какие-то действия? Вас туда позвали, чтобы делать "щось", дав как бы сигнал, что власти готовы сотрудничать с общественностью. И..?

— На нас обращают внимание постольку поскольку. Советский Союз тут до сих пор жив, причем в самой извращенной форме. Потому что при Советском Союзе, если бы Порошенко приехал в регион и объявил, что ровно через два месяца на Карачуне будет стоять вышка, ровно через два месяца она бы там стояла. А в нашем "Советском Союзе" Жебривский дал вчера интервью "112 каналу" и сообщил, что ми плануємо запустити, якщо все складеться, 26 вересня, до Дня машинобудівника… То есть, Порошенко "назначил" появление новой вышки на 5 сентября, а Жебривский — уже на 26-е. А там, глядишь, и снова перенесут, как уже два года переносят.

Отношения с представителями власти выстраиваются пока только на уровне личных контактов. История с декоммунизацией для меня в этом смысле показательна: мы друг друга услышали и поняли. То есть, я считаю, что взаимоотношения между властью и общественниками — не формальные, а доверительные — пока еще на стадии формирования.

— А каковы отношения между общественниками и общественностью?

— Из-за того, что отсутствует общее видение того, что мы должны и можем делать, многие проекты выходят какими-то "бумажными". Мы надули столько-то шариков и покрасили столько-то столбиков. Много нелепой шароварщины. На фоне экономической ситуации это не может не раздражать. Мне кажется, это не добавляет в городе проукраинских настроений. Хорошо, что люди хотя бы не хватаются за автоматы. Хотя, может быть, и хранят их где-то у себя под матрацем.

— Чем думаешь заниматься, когда завершится суд?

— Я хочу, чтобы декоммунизация воплотилась в жизнь. Я хочу увидеть и пощупать таблички с новыми названиями. Когда увижу их в городе, для меня это будет историческое событие и я буду счастлива, что его проживаю, что причастна. Ведь очень многие хотели этого, говорили об этом, боролись, но просто не дожили. И пусть декоммунизация прошла, может быть, коряво или с "перегибами на местах", но Украина со своей карты смыла имена, которых не должно было там быть.

Речь не о том, что я такая индивидуалистка и ценю только то, в чем сама принимаю участие. Если на парад вышиванок придет кто-то с НКМЗ, я тоже буду счастлива. Но мне хочется спросить у тех, кто носится по городу с флагом: А вы хотите, чтобы Георгий Скударь пришел? Или работники НКМЗ? И в состоянии ли вы их не освистать, принять?

— А они не в состоянии не освистать?

— Очень многие. Но мы же все в одной лодке. Мы уже убивали друг друга и способны еще убивать. А победа не в том, чтобы одержать верх, например, над Скударем, а в том, чтобы он стал с нами рядом, и дальше мы бы двигались вместе. Работая на Украину.

Беседовала Юлия Абибок, "ОстроВ"

4 октября суд принял решение в пользу городского совета и активистов. Истец решение первой инстанции не оспаривал. Есть надежда, что уже скоро Марина и ее друзья смогут "увидеть и пощупать" таблички с новыми названиями краматорских улиц. 

* Проект осуществляется при финансовой поддержке Правительства Канады через Министерство международных дел Канады

Статьи

Мир
19.03.2024
05:50

«Пока мы не победим окончательно, устанавливать такую зону было бы преждевременно». Российские СМИ об Украине

"Какое же это потрясающее чувство, когда тебе не стыдно за свою страну. Не потому, что твоя Родина всегда и во всем лучшая. Вовсе не во всем и далеко не всегда. А потому что после сокрушительного поражения в холодной войне Россия отказалась принять...
Донбасс
17.03.2024
19:51

Выборы в "ДНР": "наблюдатели" с автоматами, пляски донецкого "мэра" и "геополитик" из Италии. Обзор СМИ оккупированного Донбасса

На минувшей неделе СМИ оккупированного Донбасса изо всех пытались продемонстрировать, что выборы президента чужой страны на аннексированных территориях Украины проходят, законно, прозрачно и честно. При этом зачастую левая рука не знала, что делает...
Страна
16.03.2024
14:16

Выплаты переселенцам: кто останется без помощи

С 1 марта в Украине изменился подход к предоставлению государственных выплат внутренне перемещенным лицам. В результате – ежемесячных пособий лишились около миллиона украинцев.
Все статьи